- Они пошли в театр. У Витасика каникулы... А я отсыпаюсь после ночного дежурства.
- Я тебя разбудила? Прости, - долго застегивала пуговицу халата. Поверь, я не знала, что ты отдыхаешь. Пойдем, посмотришь мою лабораторию. Я уже все привела в порядок и очень довольна.
- Гиата...
- Ты словно боишься меня. - Она рассмеялась так чарующе, что Сухов заставил себя улыбнуться, чтобы не показаться совсем негостеприимным.
- Я очень устал, Гиата. И хочу спать.
- Вот не думала, что ты такой соня. Не поспал одну ночь и уже раскис. Пошли. Мне нужна твоя помощь.
Антон, ругая себя в душе за слабоволие и внутренне протестуя против бесцеремонного вторжения этой женщины, все же послушно буркнул:
- Я сейчас, - и обречено добавил: Только переоденусь.
- Зачем? К чему такие формальности? Чувствуй себя со мной совершенно свободно. К слову - это на будущее - пусть тебя не удивляют всяческие предложения и мои авантюры. Скажем, я могу спросить тебя, не хочется ли тебе переспать со мной, или - не хочешь ли ты сменить работу, или... в общем - что угодно... Воспринимай все это как обычный вопрос. Прости, но такой у меня характер. Я очень импульсивна и непосредственна. Когда меня что-либо заинтересует или в голову придет забавная мысль, я не могу ждать ни минуты, тут же должна удовлетворить свое любопытство. Так пусть тебя ничто не удивляет. Договорились? - Гиата лукаво улыбнулась.
- Договорились. - И тоже улыбнулся. Насколько смог непринужденно.
Комната Натальи стала неузнаваемой. Прежде всего бросалось в глаза множество картин на стенах. Сухов посмотрел и с удивлением отметил, что на каждой из них изображено одно и то же чудовище: зеленая голова с тремя глазами и жуткими щупальцами. Гиата, перехватив его удивленный взгляд, сказала:
- Все я сама нарисовала. Это маргон.
- Маргон?
- Да. Он часто приходит ко мне во сне. Вроде бы страшный, а на самом деле такой добродушный. Я очень его люблю. С нетерпением жду каждого вечера, чтобы заснуть и увидеть его. Но он почему-то не всегда приходит.
- А зачем так много одинаковых картин?
- Одинаковых? Ну что ты, Антон, разве не видишь - он на каждой картине разный. Не смотри на меня как на сумасшедшую... Хочешь, я его попрошу, он и к тебе придет?
- Нет. Благодарю. Не хочу, - ответил Сухов вполне серьезно. - А где Натальина библиотека?
- Что?
- Куда ты девала все книги, которые были здесь?
- Остался один хлам, а не книги. Все сгорело. А библиоскопы, сам знаешь, не выдерживают высокой температуры.
- Да, знаю. А жаль...
- Что жаль?
- Жаль, что современные библиоскопы не выдерживают высокой температуры...
- А знаешь, Антон, мне не жаль. Зато мы теперь соседи. - Гиата на мгновение стала непохожей сама на себя, даже волосы приобрели непривычный коричневый оттенок. - Мне запомнились слова одного человека. Как-то на старом кладбище он сказал, глядя на древние, вытесанные из камня кресты: "Нас не станет, а эти камни будут стоять". А потом мы подошли к могиле его матери с современным миниатюрным надгробием. Я спросила: "А почему вы не поставили мраморной плиты своей матери, чтобы стояла тысячу лет?" А он посмотрел на меня с чувством превосходства и сказал: "Зачем? Нас не будет, а камень будет? Так что - мы хуже камня? Пусть и его не останется после нас". Я спросила: "А память?" Он глянул искоса: "А память - вечна", изрек он. Мне вдруг стало страшно, а потом легко-легко. И я до сих пор не могу понять, что со мною произошло в тот миг... Но что-то случилось, Антон. Мне кажется, что именно с той минуты я стала такой, как вот сейчас. А какая я сейчас? Скажи, Антон.
- Что я могу тебе сказать?
От его слов Гиата будто пробудилась от сна, смешно тряхнула головой, поправила рукой прическу, и в глазах ее засветились привычные Антону холодный огонь и деланная кротость.
- Какая странная, ужасная, бессмысленная смерть Натальи, - произнес Сухов, глядя прямо в глаза Гиате.
- Тебе ее жаль? Старую, никому не нужную Наталью тебе жаль? Чудак. Если так ко всему относиться, то в результате будешь жить на груде мусора, на груде старого хлама. Ей давно уже было пора... отойти, - спокойно заявила Гиата. - А у меня теперь здесь настоящая лаборатория. И совсем рядом с тобой...
- Жилсовет знает о твоем переселении?
Гиата совсем спокойно ответила:
- Безусловно, знает.
Сухов не мог объяснить причины своих сомнений, но не мог заставить себя поверить хотя бы одному слову этой женщины.
"Нужно сегодня же позвонить, а лучше самому зайти в жилищный совет. Там хотя бы скажут мне, кто эта женщина. Биолог? Безумная или действительно ученая? Да, сегодня же нужно поговорить. Или сначала посоветоваться с Миколой?"
- О чем ты задумался, Антон? И почему ты спросил меня о жилсовете? Гиата смотрела на него лукаво и сосредоточенно, а Сухову вдруг стало не по себе, он почувствовал, что Гиата прочла его мысли.
- Ты же сама прекрасно знаешь, о чем я думаю...
Гиата рассмеялась.
- Антон, мне нужна твоя помощь. Слышишь?
- Да.
- Очень прошу тебя, отрежь голову вот этой симпатичной нике. - Гиата указала взглядом на стол, где лапками вверх лежало серое существо. - И выбери мозг в тот серебряный стаканчик, что стоит рядом. Ладно? А я тем временем быстренько приготовлю нам что-нибудь вкусненькое. Что ты любишь, Антон? Острое или пресное? Холодное или теплое?
"Погань!" Сухов даже губы крепко сжал, чтобы и намек на слово не вырвался. Но Гиата тут же замерла, на миг окаменела и затем, чеканя каждое слово, тихо заговорила:
- Кажется, я ничем не провинилась перед тобой. Своих жизненных принципов не навязываю. Прежде чем осуждать кого-то, оцени собственную жизнь... Мне досадно, Антон, что ты оказался трусом, - и неожиданно для Сухова Гиата вдруг приветливо улыбнулась. - Но подойди и поцелуй меня. Ты меня очень обидел. Жаль, что я, пожалуй, ошиблась в тебе...
13
Существует такая детская игра: зеленое, к примеру,
называть черным, стол - арбузом, а руку - ухом или
ногой... Продолжая разговор, каждое предложение
усложняется новой путаницей, но играющему не следует
забывать, что он чем назвал, кибернетическое устройство
фиксирует любую ошибку. Игра развивает память, по крайней