Прокрались как слухи
Остались как стены
Цепями сковали
Неволничей болью
Рабы не мечтают
О выборе воли
Иллюзия смерти, сажает на вертел
Твой путь бесконечен без дна и разделов
Лишь перед собою являясь в ответе
Ты не был рождён, но ты есть вне пределов
Рискуй, ошибайся, как лучик играй
Ты дух а не тело, ты бога частица
Во всём окруженье, себя узнавай
Летай над умом, ты полёт а не птица
Твой ум ведёт вязью, шажком осторожным
Полёт благородней — ум цепок за страх
С боязнью как с грязью не быть тебе богом
Будь ветра свободней в гремящих цепях
Вдруг, его размышления неожиданно прервал женский голос, имитирующий глас «сверху» искусственным басовым тембром: «Джу-у-мо-о-о-ук! Не смей улетать из верхнего мира! Сначала ты принадлежишь тому, кто принадлежит тебе, и только потом остальным мирам». Юноша от неожиданности вскочил на ноги. Но, видимо узнав знакомый голос, озарился улыбкой и, быстро ориентируясь среди отражающихся от скалы и множащихся в пространстве звуков, побежал в сторону лозы свисающей со скалы. Тем самым он поверг в удивление оратора, который прятался за множеством искажённых звуковых дубликаций, и уже начал убегать, заливаясь звонким смехом. Не успев сделать и двух шагов, горе лазутчик был пойман сильными руками юноши.
Девушка повисла на нём увязнув ногами в ползущей по траве лозе, и не оставила ему шансов удержаться на ногах. Потеряв равновесие, они оба со смехом завалились на траву. Джумоук толкнул неожиданного посетителя в бок: «Не думала ли ты, что я могу оставить свою составляющую часть, когда меня учат стремиться к целостности?»
«Опять ты говоришь от третьего лица и уходящими в туман определениями?! И как вообще ты определил где я прячусь, — не получив ответа и, после некоторой паузы, она добавила, — Мне нужен только ты! И нужен именно такой недообразованный как есть — ты слышишь? Я боюсь, что все те знания, к коим ты стремишься вышибут меня из твоей и без того замороченной головы в два счёта. Тебя уже как-то меняет общение с этим деревом — уж я ему как-нибудь раскручу ветви в другую сторону!» — она пригрозила дереву кулаком, сделав грозный вид: «Может быть, для вас произвести церемонию воссоединения?» — снова улыбаясь заявила девушка.
Джумоук, в тщетных попытках состряпать серьёзную мину, пригрозил: «Ну Дэя, «подмышкун» уже идёт домой — и стал изображать рукой зверя, пытаясь залезть пальцами ей подмышку. Девушка залилась смехом как ручеёк. Он не унимался: «Почему ты его туда не пускаешь? Это его дом! Он там живёт! Нука немедленно пусти его домой!» Это ещё больше смешило девушку и для юноши не было лучшей награды в жизни, чем слышать журчание этого звонкого смеха. Но в какой-то момент с улыбкой на её лице стала бороться тревога, и она произнесла уже с серьёзным видом отстраняя его руку: «Меня послал правящий Хорус, чтобы сообщить тебе об окончании каникул. Тебя призывает учитель Одджи».
На какое-то мгновенье Джумоук опять погрузился в размышления, но быстро вспомнив о том, что он не один, произнёс: «Ты не должна беспокоиться за меня, меня ждёт моё предопределение».
Дэя, взглянув с нескрываемым страхом в глаза юноше, еле слышно произнесла: «Я боюсь не за тебя или за себя. Я боюсь за нас, а не предопределения. Что будет с нами?»
Юноша положил голову на коленки уже сидевшей, вытянув ноги на траве, девушки. Дэя стала поглаживать голову возлюбленного, погружая пальцы в его волосы. Они оба погрузились в раздумья.
Родители Дэи одобряли её выбор, и, хотя она ещё и не была его женой, но должна была ею стать после учёбы её избранника в высшем Фаруме. Юноша, согласно обычаям, ещё в детстве дал ей имя. Семейные пары в Фарумах определялись ещё с детства, но своё решение каждый мог отменить только до церемонии воссоединения и тогда новый избранник и избранница давали друг другу новые имена. Её отец Набба был членом совета высших учителей высшего Фарума и смотрителем храма — хранилища писаний и свидетельств странствующих посредников Великого Учителя. На взрослых девушек, живущих в поселении правления Фарумов, возлагались обязанности по работе на охраняемой территории этого поселения. Дэя была целительницей. Они были неразлучны с детства и повзрослев уже не могли видеться так часто, как раньше.