Он направился к звериной арене. Там, как всегда, развлекались воины, сражаясь, восседая на зверях. То, что посреди арены внезапно появился их военачальник, ввело в замешательство всех наблюдавших за схваткой. Ворвавшись в самую гущу, Хэй ударил мечом одну из тварей. Ему было нужно утолить злость. Безумие в глазах военачальника напугало его воинов, и наездники в спешке покинули арену, оставив Хэя наедине с двумя взбешёнными зверями. Их военачальник был искусным воином, и безумная злоба не мешала ему сражаться. Он встал между монстрами. Из головы одного из них уже сочилась кровь.
Раненый зверь первым сделал выпад, пытаясь перекусить надвое врага. Хэй отпрыгнул в сторону второго монстра и водрузил ему меч в раскрытую пасть. Затем сразу же вытащил меч и ударил им подбежавшего второго зверя по шее, сделав выпад в сторону. Голова смертельно раненной твари повисла на шее, из которой брызнул фонтан. Из уже обездвиженной туши второго монстра пульсирующим ручьём так же вытекала синяя жидкость, образуя лужу. Эшфарум провёл языком по своим губам, слизывая кровь и взглянул на бездыханные тела монстров.
Те, кто был по ближе могли различить слова, доносившиеся сквозь стиснутые зубы: "Значит ты так?" Речь Хэя стала превращаться в крик досады и злобы: "Значит так ты отплатил тому, кто оберегал тебя и не давал тебе сдохнуть?". Меч упал на землю. Он раскинул руки в стороны, раскрыв ладони и подняв голову закричал уже со всей силы: "А куда смотрел ты, о Великий Учитель? Я проклинаю тебя, если ты есть!"
Воины, наблюдавшие за странным монологом, стали пятиться от ограды арены, не понимая, к кому обращены эти слова. Вдруг, к удивлению наблюдающих, озлобленное выражение лица военачальника стало похоже на кривую улыбку, в которой всё ещё читалась злоба, но теперь это лицо выражало ещё и коварство. Эта улыбка выражала сарказм, граничащий с сумасшествием, и означала только одно: Хэй будет мстить.
Правящий Хорус, наблюдавший за этими событиями издалека, удовлетворённо улыбался. Ему нравился настрой юноши. Хорус надвинул капюшон своего балахона на голову, так, чтобы его нельзя было узнать, и засеменил прочь, мурлыкая себе под нос какую-то немецкую песенку из мира людей.
Рассвет
Госпиталь, в котором находилась Эмили, располагался в помещении бывшего театра. Она помогала раненым и молилась, каждый раз, когда Стив уходил на очередное задание. Сейчас она, пользуясь свободной минуткой, сидела на табурете возле пианино, и собиралась помолиться. На улице светало, и большинство раненых спало. Эмили не удержалась, открыла крышку пианино и стала нажимать на клавиши так мягко, как могла. Она сама и не заметила, как отдельные отрывистые ноты вдруг стали сливаться в музыку.
В какой- то момент Эмили вспомнила, что беспокоит спящих, и перестала играть, и вдруг услышала голос лежащего неподалёку раненого, с перебинтованной головой: "Не прекращайте играть. Пожалуйста, играйте". Она смутилась: "Я перебужу весь госпиталь". Но просьбы, продолжать играть, посыпали со всех сторон, и Эмили поняла, что уже мало кто спит. Она продолжила и стала играть уже свободно, раскрывая всем слышащим эту музыку, сцену, на которой разворачивались переживания и чувства, переполняющие её душу.
Многие из тех, кто лежал в этом госпитале, слышали в этой музыке отголоски своих историй и переживаний. За окнами рождающееся солнце окрашивало небо красным заревом. Перед глазами Эмили проплывали события, происходившие в двух мирах. Вот она видит детей - мальчика и девочку, весело играющих на берегу озера говорящих ветров и слышит голос маленького Джумоука, держащего её за руку: "Давай поклянёмся никогда не ссориться и дружить вечно". Она заливается журчащим смехом, позволяя свету играть на ямочках на её щеках и убегает, предлагая мальчику её догнать. Вот она уже видит маленькую, улыбающуюся Лиз, смотрящую на кого- то невидимого за её спиной. Но теперь она знает, на кого смотрит её дочь. В улыбке Лиз она видит отца Наббу и старца, что встретился ей в плену. Вдруг её взору представилась "Звериная арена" и она снова увидела демонов тьмы.
Одновременно в её сознании всплывали ситуации из человеческой жизни, отождествляемые с событиями из Фарумов, и теперь она смотрела на разрывы снарядов на поле боя с фашистской ордой и видела кровь, вытекающую из груди солдата, лежащего на траве со страхом и досадой в глазах. Тогда в её музыке звучали беспокойные ноты, выражающие сочувствие и сострадание.
Конол путешествовал по уже родным Фарумам. Он знал, что его тела из этого мира уже нет, а человеческое тело лежит в лечебнице мира людей и наблюдал за родителями - эшфарумами, когда вдруг услышал музыку. Это была очень знакомая музыка, и она стала уносить его обратно во внешний мир. Когда Конол открыл глаза, он не поверил своим ушам. Где-то за стеной звучала та самая музыка, что Конол не раз слышал во сне, а Ратха - в доме у Эмили.
Сердце Конола стало бешено колотиться в груди. Он поднял голову, осмотрелся и стал пытаться встать. Его ощущения и эмоции были похожи на те, что он испытывал, когда он первый раз услышал эту музыку будучи Ратхой. Немного повозившись, он встал и пошёл на звуки музыки, опираясь руками о стены. Когда он вышел из комнаты, то оказался на сцене, где спиной к нему за пианино сидела она.
Все мои жизни, в пути среди звёзд,
В разных реальностях волоком дымки,
Рядом кралась под вуалью из грёз.
Чувством под маской желанной привычки.
Рвением крика немой ностальгии,
Жаждой томила счастливая боль.
Словно ожогами неги стихийной,
Жгла предвкушением сладкая соль.
Всю эту вечность за мной семенила,
Пряча себя за порывом мечты,
Шёпотом ветра со мной говорила.
Ныне я знаю - то была ты
Рядом со мною и в тёмное время,
В час, когда был я отчаянием слеп.
Знал в наваждении слабости бремя,
Но прозревал, узнавая твой след.
Снова в паренье в полёт поднимался,
В звуках безмолвия знак уловив.
Сквозь времена я к тебе прикасался,
Зельем трезвея, лишь пригубив.
Эмили продолжала играть. Она была уже не в Госпитале на чужой земле, а дома, за своим пианино, и снова чувствовала присутствие любящего человека за своей спиной. И снова руки Ратхи легли на её плечи, укрывая её душу одеялом спокойствия и неги.
Где-то внизу играла Лиз, а Стив читал, сидя в кресле. Она прильнула щекой к руке, лежащей на её плече. Ей стало легко и радостно. Счастье и чувство полноты переполнили её душу. Теперь она чувствовала это прикосновение ещё и кожей, и знала, что сейчас за её спиной стоит Конол, положив ей руки на плечи, и щекой, она чувствует именно его руку. Она всё же не переставала играть...
Дшуд завороженно смотрел на восходящее солнце.