И ему вспомнилось…
Пребывая в личной охране есаула Барабаша, он как-то вместе со своим господином находился в Крыму и охотился на ордынцев. Поймав в одном из аулов двоих здоровенных, молодых татарчуков, решил не убивать их, а увезти к себе как добычу. Связал пленных верёвкой своим способом и оставил на приметном месте под скалою. Но когда в тот же день, под вечер, наведался к тому месту, оба басурмана были уже мёртвыми. Умерли они потому, что пытались, видимо, освободиться. Узлы же он, Стасьо, делает такие, что если станешь дёргать верёвку, то ещё туже будешь затягивать их.
А ещё было такое. Это уже дома. Мальчишка Барабашева соседа Ивана при встрече частенько выкрикивал оскорбительное: "Эй ты, Стасьо, пся крев, стерва!" Он пригрозил ему раз, другой, третий — не помогло. Тогда заманил паренька к речке, поймал, связал его всё тем же своим способом и оставил на берегу. А сам зашёл в кусты ивняка и начал наблюдать, что будет дальше. Мальчишка сначала силился развязать узлы, потом стал кричать, корчиться и наконец, подкатившись к реке, погрузился в воду… "Так что и Головатый, если начнёт брыкаться, затянет узлы ещё туже и подохнет как собака… Ну и пусть! Туда ему и дорога… Сам будет виноват…" С этими мыслями Гулый закрыл глаза и спокойно задремал.
…В эту последнюю ночь лагерь не разбивали. Возы стояли прямо на дороге.
Произошло непредвиденное: ещё не доехав до развилки дорог, чумаки уже разделились на две группы. В одной были понизовцы, в другой — каменчане. Каждая группа отдельно варила себе саломату и отдельно пасла волов.
Первыми начали отделяться понизовцы. Подстрекаемые Гулым, они говорили, что каменчане, мол, избрали атаманом обоза своего человека и что сторонятся их, потому и они, мол, запорожцы, ведут себя так же.
В единый до сих пор коллектив вползла вражда. Это было, конечно, на руку Гулому. Он радовался своему очередному успеху. Но вместе с тем понимал, что сделано ещё не всё: оружие, принадлежащее всему обозу, по-прежнему находилось на переднем возу у вожака — у Савки Забары. А это многое значило. Надо было как-то захватить его.
Неподалёку от дороги послышался какой-то шорох, и вскоре в траве показалась высокая фигура человека.
— Кто такой? — окликнул Савка.
— Нашёл!.. — раздалось приглушённое, радостное.
К возу подошёл Головатый. Он был очень утомлён и едва держался на ногах. Савка помог взобраться ему на воз и усадил рядом. Гордей попросил воды, напился и сразу же заснул. Но спал недолго. Вскоре он поднялся, коротко рассказал, что с ним произошло, и попросил проводить его к возу Гулого.
— Тридцать четвёртый от нашего, переднего, — шёпотом сказал Савка. — Воз его, словно воз вожака, украшен зеленью.
Гордей и Савка подошли к мажаре Гулого одновременно с двух сторон.
На возу оказалась только бурка Гулого, под нею лежали пистоль и ятаган, а на земле, около колеса, валялась шапка. "Убежал! Ах, гад!.. — заскрипел зубами Гордей. — Где же он сейчас? Наверное, направился в Каменку. Как бы не добрался туда раньше нас. Если это случится, то наши дела будут плохи…"
Гордей тут же дал команду трогаться в путь.
…Перепуганный Гулый сидел в бурьяне, неподалёку от обоза, и размышлял, как ему быть. Немного успокоившись, он решил: идти впереди обоза, чтобы первым явиться в Каменку. Но когда возы двинулись с места, дорогу начали охранять конные дозорные, а по обе её стороны шли группами чумаки. Планы Гулого рухнули. Ему оставалось надеяться только на то, что Кислий не замедлит со своими гайдуками выехать навстречу обозу и спасёт его. Вот тогда-то он, Стасьо, и поговорит с этим Головатым и его голодранцами.
А пока, ползая в бурьяне, Гулый проклинал себя за свою неосмотрительность. "Да, зря я понадеялся на узлы. Нужно было пырнуть этого проклятого выродка как следует ятаганом! И делу конец. В следующий раз надо быть умнее…"
Кислий был очень рад добрым вестям. Почти два месяца он ничего не слышал о чумацком обозе. И вот обоз возвращается, и всё будет хорошо — "мажары с углём приближаются к селу.
Угощая Карпа, Саливон расспрашивал, какой камень на возах: мелкий или крупный, и тут же планировал, как лучше распределить его, куда ссыпать, сколько мажар отправить на винокурню, в сукновалку. "Несколько возов придётся, наверное, послать Пшепульскому, — раздумывал Саливон, — и, пожалуй, не так в счёт оплаты за купленный у него дубовый лесок, как для того, чтобы заинтересовать вельможного пана, показать ему, какая это выгода — чёрный камень!.. А как быть с купцом Копайловым?.." Кислий давно уже понял, что с таким человеком надо водить компанию. Идёт в гору. Да ещё как! Его лавки и возы со всяким товаром — на всех окрестных базарах. К тому же он снабдил Саливона в дорогу на Дон полотном и бочками с дёгтем. "Да только что же это получается? — стал хмуриться Саливон. — Воз туда, два сюда, а что же мне?.. Может быть, Копайлову дать другим разом, с другого обоза? Слава богу, дорога к тому Дикому полю, где лежат эти чёрные сокровища, теперь известна, снаряжай только хороший обоз…"