Прощание понизовцев с каменчанами было короткое, но тёплое, искреннее. Чумаки целовались, желали друг другу счастливой дороги и доброй удачи. Уже, разъезжаясь, замахали над головами шапками, брылями, выкрикивая громко: "Ге-ге-гей!"
И один обоз круто повернул на юг, а другой продолжал по-прежнему двигаться на запад.
Среди родных перелесков, полей, уже вспаханных, местами укрытых молодой с желтовато-синеватым оттенком порослью жита и пшеницы, чумакам дышалось вольнее, и даже волы, казалось, шли резвее.
Возы подтянулись ближе один к другому и катились без задержки. Чумаки торопились, им необходимо было прибыть в Каменку на рассвете, а не в полдень, как планировалось раньше и на что рассчитывал Кислий, готовившийся именно в это время встретить со своими наймитами обоз на подступах к селу.
Каменчане спешили не напрасно. Едва солнце выглянуло из-за горизонта, как впереди показалась Каменка. В низине, в прозрачной лёгкой дымке над Волчьей, из зелени садов выглядывали белые хатки, а по бокам их толпились овины, хлевы, сараи. Далеко за селом сплошными полосами протянулись дубравы, топи, сенокосы. И над всем — голубое спокойное небо.
Последняя короткая передышка. Волов, как это было заведено уже издавна, на этот раз не выпрягали. Каменчане осмотрели только возы и привели в порядок себя.
Гордей собрал чумаков.
— Что будем с ними делать? — показал он на Кислиевы мажары с углём.
— Если по-честному, то уголь наш.
— Наши руки рубили…
— Мы его везли…
— Охраняли… — послышались голоса.
— На нём наша кровь…
— И наших друзей, — добавил Головатый.
— Да, и наших друзей, — повторили чумаки за Гордеем и сурово сдвинули брови. Они снова представили себе мчащихся с диким воем ордынцев… тела мёртвых побратимов… могилу в степи у дороги…
Чумаки сняли шапки, склонили головы.
— Пусть берёт его кто хочет, только не Саливон.
— Ему ни мерки!
— Ни полмерки!
— Ни горсти!
— Ни уголька!
— Отдадим своим людям!
— У кого мало топлива…
— В кузню нужно дать.
— В кузню для всего общества, — заговорили, перебивая друг друга, каменчане.
— Так и сделаем! — сказал решительно Головатый и дал команду трогаться.
Мажары разъехались по селу. Чумаки подкатывали к дворам, вызывали хозяев и спрашивали, не нужно ли им топлива. Никто от угля не отказывался. Одни брали четверть, другие — больше. Слух о том, что раздают горючий камень, быстро разнёсся по всей Каменке. День был воскресный, каменчане находились дома: они выходили на улицу и охотно помогали чумакам разгружать уголь с возов.
К двору Кислия мажары ехали уже пустыми.
На свою усадьбу Савка въезжал с двумя своими и двумя возами Данилы. Откинув налыгач, кнут и шапку, он упал на колени посредине двора, поклонился до земли. Ему казалось, что рядом с ним, тоже на коленях, склонила голову и Оксана. И они вдвоём ждут благословения…
Вышедшая из хаты старая Васелина хотела броситься к сыну, но так не было принято, и она подходила к нему спокойно, неторопливо.
Поднявшись, Савка кинулся в объятия плачущей от радости матери и начал целовать ей руки, лицо. Васелина поздравила сына со счастливым возвращением и только потом посмотрела, что он привёз домой.
— А это, мама, — сказал, смущаясь, Савка, — дядько Данило, — он хотел сказать "отец", но не осмелился. — Это тот, у которого мы гостили и ковали в кузне тогда, весною, я тебе уже рассказывал…
После этих слов Савка окончательно смутился и, краснея, отвернулся.
— Да мы с тобой, Васелино, — выручая парня, вмешался кузнец, — вместе же бегали на улицу, на первые гулянья. Помнишь?.. — И он учтиво поклонился.
— Как же не помнить? Помню… — радостно проговорила Васелина. — Мы же тогда соседями были.
— Так, может быть, и сейчас будем соседями. Да ещё более близкими, роднее… — лукаво подмигнув, сказал Данило.
— С добрыми людьми, как говорится, худо не бывает, — ответила Веселина. — Ой! Да что ж это мы топчемся здесь, среди двора? Заходите в хату, мои милые, заходите. Приведите себя в порядок с дороги, а я тем временем приготовлю на стол.
Мужчины подкатили в тень к сараю возы, выпрягли волов, пустили пастись на луг лошадей, разгрузили уголь, перенесли в кладовую оружие.
Переодевшись в чистую одежду, Данило и Савка вошли в хату. На пороге, как полагается, их встретила радостно хозяйка Васелина. Она открыла настежь двери и пригласила в небольшую, в два окна, светлицу.
Дубовый, покрытый белой скатертью стол был уже заставлен бутылями с вином, наливками, настоянной на разнотравье водкой, мисками с холодцом, жареными пампушками с чесноком, пирожками с ягодами и капустой, в мисках, на широких тарелках красовались янтарно-красные баклажаны, огурцы, свежие и солёные, будто покрытые изморозью кисти винограда, яблоки, груши и сливы; глиняную солонку окружали золотисто лоснящиеся отборные луковицы, сизые головки и зубки чеснока и всякое огородное зелье; отдельно на деревянном подносе лежали крутобокие зеленокорые и рябокорые арбузы, жёлтые набухшие — треснувшие дыни.