Их ятаганы скрестились, зазвенели. Все, кто был во дворе, застыли, наблюдая молча этот поединок. Только Саливон, уже поднявшись с земли, выкрикивал в исступлении:
— Руби его! Руби другую руку! Руби его, негодяя!..
Лёгкий, ловкий Михаил, нападая, словно мотылёк кружил вокруг, казалось, неповоротливого, мешковатого в своих движениях Гордея. Но вскоре он начал сдавать — наскоки его замедлились, мелькание ятагана стало угасать. Гордей, будто избегая боя, отступал — шаг… ещё… ещё… И вдруг, пригнувшись, он мгновенно прыгнул в сторону, затем подался вперёд и вонзил в грудь Михаила свой ятаган.
— Проклятый! — в бешеной злобе заорал Кислий и выстрелил из пистоля. Он целился в Гордея, но Головатого в это время загородил Данило. Схватившись за грудь, кузнец упал мёртвым на землю.
— Отец! — вскрикнул Савка. Он подхватил на руки безжизненное тело Данилы, отнёс его под навес сарая и положил на траву под вишней. Когда Сапка выпрямился, то услышал подряд несколько выстрелов. Ему показалось, что пули просвистели у него над самой головой.
— Сынок!.. — раздался тревожный голос матери, и в то же мгновение она стала впереди, заслонив Савку собой. Грянули ещё выстрелы. Васелина вдруг покачнулась и начала падать.
— Сынок… сыно-чек… — прошептала она еле слышно и затихла.
Савка склонился над матерью, у него перехватило дыхание, глаза залили слёзы.
— В оборону!.. Ружья!.. Пистоли!.. — загремел рядом голос Головатого. — В оборону!..
Они залегли под возом, за кучей угля. В таком укрытии, им было сравнительно безопасно и удобно отбиваться. Вражеские пули, застревали в угле. А сверху от камней, которые бросали саливоновцы, их защищали поперечные брусья воза.
— Целься в Кислия! — приказал Гордей, подавая Савке ружьё. — Прежде всего нужно сразить его!
Четыре ружья и столько же пистолей давал и возможность довольно часто отстреливаться, не подпускать близко нападающих. Вскоре один из них припал мёртвым к земле. А другие начали поспешно отползать. Куда-то исчезли и наймиты, которые должны были забрать со двора возы.
Вдруг Кислий схватился за правый бок и как ошпаренный тут же выскочил на улицу. Вслед за ним побежали и остальные. Головатый вышел из засады и послал вдогонку нападающим ещё один заряд. Но те были уже далеко, и его пуля не достигла цели.
Улица опустела.
Солнце повисло над горизонтом. Наступал вечер. Напуганные выстрелами, криками, ржанием лошадей, каменчане сидели в хатах. Пока ещё никто из них ничего не знал о трагедии, случившейся во дворе Забары.
Упав на колени в головах двух мёртвых, которые лежали рядом, Савка застыл в немой глубокой печали, словно окаменевший — ни мыслей, ни желаний. Кажется, и сердце остановилось, леденеет от нестерпимой боли. И всё вокруг тоже онемело в печали — нигде ни звука, даже не шелохнётся покрытая багрянцем осени листва, поникла ржавая, седая трава.
— Снова приближаются саливоновцы, — сказал Гордей тихо и слегка коснулся плеча парня.
— Да, приближаются, — проговорил Лукаш, который тоже появился во дворе. — Целым отрядом выехали со двора Кислия. Чуб и Саломата уже командуют. Вам нужно немедленно уходить.
— Нужно, — согласился Головатый. — Нужно. — Он стоял хмурый, опечаленный.
— Возьмите моего коня, — предложил Лукаш.
— Спасибо, дружище, — поблагодарил Гордей. — Но у нас есть две своих лошади, да ещё Кислиев конь где-то на лугу находится. Пошли, Савка!
— Я здесь… Отомщу… — ответил, будто постепенно просыпаясь ото сна, Савка.
— Мизерная сейчас будет месть, — заявил Гордей.
— Уходи, родных твоих я похороню, — ещё раз посоветовал Лукаш. — За хатой присмотрю…
Послышался топот копыт, людские голоса, лай собак.
Савка поцеловал мать, затем Данилу, хотел было подняться, но снова будто оцепенел, склонившись над убитыми. Тогда Лукаш и Гордей взяли его под руки и подставили на ноги. Савка вдруг выхватил у Головатого ружьё и бросился навстречу всадникам, которые показались уже на улице.
— Куда? — крикнул, перехватывая его, Гордей. — Лезешь, как глупый телёнок в яму…
— Савка, я сделаю всё, как сказал, — проговорил Лукаш, хватая за плечо товарища.
Отряд всадников уже въезжал во двор.
— Спасибо вам, спасибо!.. — растерянно пробормотал Савка. Он топтался на месте, не зная, куда ему деться. Вдруг выпрямился, окинул взглядом двор. — Если уцелеет — твоё, Лукаш, — указал он рукой на хату и, словно отталкиваясь, коснулся плеча друга, а затем пригнулся и исчез следом за Головатым в вишняке.