Савка не знал, что Оксана ежедневно выходила к Чумацкому шляху и с вершины тернового бугра всматривалась в степную даль. Она с нетерпением ждала и отца, и его, Савку, родного, милого, но их всё не было и не было. Оксана расспрашивала ехавших на Дон и возвращавшихся оттуда на Украину чумаков: не знают ли они далёкую Каменку над Волчьей, не слышали ли что-нибудь о каменских чумаках? И наконец кто-то из чумаков рассказал ей об ужасных событиях, происшедших в Каменке.
Услышав такую страшную весть, Оксана сначала не поверила в неё и продолжала ждать. Каждый день Оксане казалось, что вот-вот Савка переступит порог дома и со словами: "Здравствуй, моя ненаглядная!.." — бросится к ней. А следом за ним в хату войдёт и отец. Но время шло, бежало. А отец и Савка всё не появлялись. И у Оксаны начала постепенно угасать надежда на встречу с ними.
Тихая, задумчивая, украшенная золотом осень постепенно куда-то уплывала и угасала. Дни начинались очень затяжными, пасмурными рассветами, которые, казалось, так и не разгоревшись как следует, тоже угасали и растворялись в мохнатых сумерках вечеров. Над степью ползли густые седые туманы. Часто сеялись мелкие, нудные дожди. Земля, напоенная водой, разбухла, стала скользкой и, казалось, тяжело вздыхала. Похолодало. Посыпалась белая крупа, срывался и настоящий пушистый снег.
Повстанцы двигались и двигались на север. Иногда за Северским Донцом у них происходили короткие стычки с небольшими отрядами донских казаков и калмыков. Но встреча основных сил двух враждующих лагерей была ещё впереди. Булавин спешил добраться до Пристанского городка на реке Хопер. Туда должны были подойти новые отряды селян-беглецов. Они значительно укрепили бы ряды повстанцев.
Но донской атаман Лукьян Максимов со своими "знатными" домовитыми казаками преградил булавинцам дорогу на берегу Айдара, около городка Закотного.
Здесь и произошла решающая битва.
Дважды отряд, в котором бились Гордей, Савка, Максим и Марко, теснил донцов. Но перевес всё же оказался на стороне домовитых казаков. Бой затянулся до поздней ночи. Повстанцы, понеся большие потери, вынуждены были отступить. Среди тех, кто навеки остался на берегу Айдара под Закотным, был и солевар Марко Серый. Савку же спасли Гордей и Максим. Им удалось вынести его с поля боя без сознания, еле живого.
Уцелевший небольшой отряд повстанцев переправился через Северский Донец и двинулся на юг, в просторы Дикого поля.
Когда добрались до Чумацкого шляха, что тянулся с востока, с Донской стороны, на Слободскую Украину, отряд остановился на передышку.
Вечерело. Небо повисло над самой землёй: серое, неприветливое. Нигде ни огонька, ни звука. Повстанцам казалось, что вот так же пустынно и во всём мире. Глухая щемящая тоска охватила их сердца.
Первым спешился Кондрат Булавин. Он глянул на пустынную дорогу, ровную, припорошенную снегом, и подал знак, чтобы все тоже спешились и подошли к нему.
Когда повстанцы окружили Булавина тесным кольцом, он сказал глуховатым, спокойным голосом, будто о чём-то совсем обыденном:
— Нас разбили, но не победили! Дело, за которое мы стоим, святое, живое дело. И мы будем продолжать бороться за него! Будем бороться! — на последнем слове он сделал ударение и выждал, что скажут товарищи-побратимы.
— Будем! — выкрикнули все повстанцы в один голос.
— А для этого нам нужно набраться сил! — проговорил уже более твёрдо Булавин. Выше среднего роста, плотный, в тулупе, поверх которого был натянут кафтан, в островерхой шапке, Булавин казался немного толстоватым. Острый взгляд серых небольших быстрых глаз придавал его худощавому загорелому лицу твёрдую решимость. — Нам нужно набрать силы, хорошей силы! — повторил Булавин, и глаза его метнули искры, а лицо сразу посуровело. — Нужно добраться до Кодака! Понизовцы нам должны помочь!..
— На Сечь!
— Мы с тобою, атаман!
— На Сечь! — словно перекликаясь, стали повторять один за другим повстанцы.
— Мы с тобой! — выкрикнули одновременно Головатый и Чопило.
— У нас есть тяжело больной побратим. Его нужно положить в тёплой хате, — сказал атаману Максим Чопило.
— Где ж именно? — спросил Булавин.
— Здесь недалеко есть хутор, в нём — свои люди, — пояснил Гордей.
— Потеряем время!