Вблизи что-то зашелестело. Чумаки притихли, а кое-кто вскочил на ноги.
На дорогу вышло двое караульных.
— Очень громкий гомон.
— Далеко слышно.
Сделав замечание, караульные снова спрятались в густых, высоких зарослях травы.
Вечер надвигался быстро. Степь всё сильнее укрывалась синеватым сумраком. После пережитого за день чумакам хотелось покоя, поделиться своими мыслями, услышать душевное слово товарищей-побратимов.
— Продолжай, Гордей, рассказывать про Сечь-матушку…
— И про Крымскую землю.
— Да побойтесь бога, хлопцы, я ж вчера и позавчера… Что ж это, одной тетери и на обед и к вечере…
— Даже после вечери…
— А как же, когда по вкусу!
— А может, послушаем Савку?
— А чего ж, давайте.
— Пусть кобзарскую.
Чумаки знали об удивительной памяти Савки. Услышав раз-другой песню или какой-нибудь рассказ, Савка мог и спустя большой промежуток времени пересказать всё слово в слово.
— Пусть споёт про Савур-могилу…
— Слышали уже, ещё когда ехали на Дон.
— Длинная и печальная.
— Давай тогда «Гомон по дубраве…».
— Тоже печальная.
— Что-нибудь весёленькое…
— Тогда про чумака и сено.
— Послушаем.
начал Савка высоким голосом и вдруг умолк. Вспомнив, наверное, как пели эту песню другие, он начал медленнее:
— Наверное, выбился из сил, бедняга, — послышалось сочувственное.
— Нет, тут иная причина…
А Савка продолжал:
— Тут уж, наверное, не до смеха.
— Конечно! Не до смеха. Но слушай, слушай…
— Вот это так… — кинул кто-то многозначительно.
Савка замолчал.
— Видал, какой! — послышалось негодование.
— А чем же оно закончилось?..
— Что стало с волами?
— И какая судьба чумака?
— А какая ж судьба, когда там поётся, — ответил Савка.
А завершается так:
— Чтоб ей чёрт, такой думе и такому концу!
— Спой лучше что-нибудь повеселей.
— Да, да, повеселее! Не нагоняй тоску, — вмешался атаман. — Припомни, хлопче, что-нибудь такое… Но тоже чумацкое.
начал Савка и в самом деле весело.
— Вот это наша! — послышалось одобрительное.
подхватило сразу несколько голосов, —