Рассказы
Были у Ленина
(Шахтёрские посланцы)
Холодным мартовским утром посланцы прибыли в Москву. После обеда они были в Кремле, в тот же день их принял Ленин.
— Вы по какому вопросу? — спросил товарищ, сопровождавший шахтёров к кабинету Председателя Совнаркома.
— По важному делу, — сказал коротко, уклоняясь от прямого ответа, Фёдор Иванович Гудков.
— По очень большому. По вопросу восстановления краснодонских шахт, — добавил более разговорчивый Степан Михайлович Рыбальченко. — Нужно как-то нам начинать…
— Начнём, начнём, — подчеркнул твёрдо Гудков. — Затем и прибыли к товарищу Ленину. — И слегка толкнул в бок своего, как ему казалось, слишком словоохотливого друга, давая понять, чтобы тот пока воздержался от разговоров на эту тему.
Неподалёку от кабинета шахтёры остановились взволнованные: смущаясь, молча переглянулись — будто договариваясь между собой, кому из них идти первому. Но задержка была очень короткой. Через каких-нибудь полминуты они выпрямились, окинули взглядом каждый себя, потом друг друга, проверили, всё ли в порядке, и, уже на ходу одёргивая гимнастёрки и поправляя на них ремни, пошли к кабинету.
Владимир Ильич встретил их у порога. Поздоровался, пригласил садиться и указал рукой на большие мягкие стулья, расставленные у стола. Фёдор Гудков сразу же уселся, положил перед собой лист бумаги, на котором были старательно записаны важные вопросы — наказы шахтёров первой и второй шахт Краснодона. Рыбальченко заметил, что Ленин сидит на обыкновенном простом стуле, и заколебался, остался стоять. "Как же так, — мелькнула беспокойная мысль, — мы в мягких, а он…" Но Ленин вторично попросил садиться и сразу же повёл разговор о Донецком крае.
Оказалось, он хорошо осведомлён о реальном положении в Донбассе. Ему даже было известно, что из всех шахт, расположенных в районе Краснодона, работает только одна, да и та едва выдаёт какую-то сотню пудов угля за сутки.
С первой же минуты, как только Ильич заговорил, у шахтёров исчезли скованность и напряжение. Они почувствовали себя свободно, легко, и разговор с Лениным пошёл непринуждённый, искренний, как с родным, дорогим человеком.
Ильича интересовало всё до тонкости: прежде всего он спросил, как живут рабочие и их семьи, все ли они имеют огороды и хорошо ли уродило прошлым летом на этих огородах, возвращаются ли на родные обжитые места те, кто вынужден был в дни разрухи оставить заводы, шахты и податься на сёла добывать кусок хлеба.
— А как у вас со снабжением продовольствием в Донбассе?.. — опираясь о стол и наклонившись вперёд, Ленин произнёс последние слова с ударением и на мгновение застыл в ожидании.
— Бывает всякое… всякое, — начал не торопясь, неуверенно Гудков. — Но живём, перебиваемся…
— Говорите правду, — решительно предостерёг Владимир Ильич, — живётся не легко. Да, да, хлеба и всего необходимого для человека не хватает.
— Да оно так, — согласился Гудков. — Но ведь такое время… что же поделаешь…
— Как это так "что же поделаешь"? — спросил Ленин удивлённо, с осуждением и даже, казалось, сурово. Он решительно вышел из-за стола и подвёл шахтёров к одной из карт, что висели на стенах. Небольшим, удлинённым с запада на восток полукругом очертил территорию Донбасса и, пересекая карту в разных направлениях условными линиями, заговорил о необходимости связи индустриальных районов страны с другими, хлебными районами, в частности с Югом.
— А главное наше спасение — скорее восстановить разрушенное народное хозяйство, — решительно подчеркнул Владимир Ильич. — И здесь, разумеется, нам никак не обойтись без донецкого угля.
"Это правда. Уголь необходим. Хозяйствовать нам нужно, — подумали Гудков и Рыбальченко. — Только как начинать, когда не с чем…"
— При восстановлении очень важна народная инициатива, — продолжал Ильич, словно угадывая мысли шахтёров. — Надо как можно больше привлекать к труду население — организовывать субботники. Мы должны поработать так, чтоб на трудовом фронте закрепить победы нашей героической Красной Армии над Колчаком, Деникиным, белополяками и Врангелем… Только так.
— Не иначе, — согласились Гудков и Рыбальченко.
— Вот я и убедил вас, — довольно усмехаясь, сказал Ильич, — будем единомышленниками… А как с восстановлением шахты, с которой вы прибыли? — спросил вдруг, глянув внимательно на обоих посетителей.
Гудков доложил, что уже дважды намеревались что-то делать, но так и не начали.
— Не хватает кое-чего… такого… — запинаясь произнёс Фёдор Иванович, — без чего невозможно добывать уголь.
Ленин попросил уточнить, чего именно не хватает.
— Прежде всего леса. Хотя бы вагона два-три, — сказал торопливо Степан Рыбальченко.
— Да, да, крепёжного, — подхватил Гудков. — Тогда б мы зажили! — от волнения он вдруг поднялся и стал за креслом, как перед трибуной. — Кочегарка на нашей шахте и подъём исправны, — продолжал не спеша, чеканя слова. — С водоотливными механизмами может произойти кое-какая задержка, ремонтировать их нужно, а с инструментом туговато. А то было б дело…
— Инструмент найдётся, — решительно заявил Степан Михайлович, — инструмент соберём: молотки, долота, напильники и всё такое прочее на руках у слесарей. А вот путного механика, чтоб дал порядок в работе, пока ещё на нашей шахте нет.
Гудков возразил. Он даже обиделся на своего товарища. Ведь всем известно, что он, Гудков, первоклассный мастер слесарного дела, соображает и по механике. Ещё два месяца тому назад ремонтировал в Луганске бронепоезда и огнестрельное оружие. А тут чтоб не наладил какой-то шахтный механизм…
Владимир Ильич с удовольствием следил, за азартным деловым спором двух друзей. Оба среднего роста и, наверное, одного возраста — не молодые, но и не старые. Гудков немного пополней. С загорелым лицом. Как видно, с упрямым характером — в разговоре берёт инициативу на себя. За медлительной же речью Рыбальченко кроется осторожная рассудительность.
— Оказывается, у вас есть кому работать, есть кому налаживать дело, — заметил Ильич, усмехаясь. — А если хорошо поискать там, на шахте, то наверное найдётся…
— Нет, не с кем и не с чем работать, — в один голос сказали посланцы.
— Нужно искать, — посоветовал Ленин. — Обязательно ищите! — и он снова начал расспрашивать, что делается в Донбассе, чем заняты сейчас рабочие. Поинтересовался и тем, как живут, чем занимаются они, Гудков и Рыбальченко, что видели в дороге во время поездки в Москву.
Обо всём, что знали шахтёры, что их волновало, они чистосердечно рассказали Ленину. А вот то, основное, из-за чего, собственно, и ехали сюда, — не сказали. Не сделали этого даже в конце разговора, когда им выдался удобный случай хотя бы намекнуть о своём деле, — это когда Ильич спросил, может, им нужно чем-нибудь помочь и где они устроились.
Посланцы поблагодарили Ленина за внимание, попрощались и вышли из кабинета. Миновав кремлёвские ворота, они очутились на Красной площади. Шли молча, задумавшись — всё ещё были в плену глубоких впечатлений от встречи с Лениным. Шли не спеша, под ногами хрустел, вызванивал, ломаясь, тоненький прозрачный ледок, в воздухе сновали реденькие серебристые искры, белели крыши и окна домов — зима ещё не сдала своих позиций.
— Вся Россия сейчас, наверное, вот так, в холоде, — обронил глухо, будто обращаясь к самому себе, Фёдор Гудков. — И ничего не поделаешь — разруха…
— Выходит, что так, — подтвердил Рыбальченко. — Только неужели нельзя хотя б у него в кабинете как следует натопить? — возмутился Степан Михайлович, упрекая кого-то неведомого. — Когда Владимир Ильич подвёл нас к карте и показал, где наш Донбасс, я стоял около кафельной голландки, пощупал, а она холодная! И у меня даже в груди похолодело. Неужели нельзя было…