– Я предусмотрел дублирующие цепочки команд и механические таймеры. Даже электроника не выгорает там сразу.
– Это же «бутылка», – возразила дама таким тоном, будто говорила про обычную стеклянную или пластиковую бутылку, а не про нечто таинственное и смертельно опасное.
– Да хоть «пирамида» или «клякса», – пожал плечами ученый. – Я вчера «спираль» исследовал под Тулой. Вот там я скажу… Тсс. – Он приложил палец к губам, нацепил очки и пробрался поближе, невежливо оставив пожилую даму в одиночестве.
Гаврик приблизился к границе «бутылки». Шаг, другой. Зеленоватая муть нежно приняла в себя механическое существо.
Роберт стащил с шеи платок, под которым оказалось ожерелье из странных предметов. Девушка узнала камеру, несколько дырчатых кругляшей, напоминающих динамики, пару матово-серых коробочек, шершавых на вид.
– Давай, давай! – азартно подбадривал Ноэль свое создание.
Гаврик прошелся по траве, подпрыгивая на кочках, неуклюже замахал лапками, ища опору, и вдруг взмыл, вернее, покатился по воздуху, точно там была невидимая дорога.
– Прямо как в испанской «бутылке»! – охнула за спиной старая дама.
– Гравитационные приборы не работают, – доложил Броня, тоже приближаясь к Ноэлю.
– Вот дела! – Казалось, великий ученый был ошарашен и растерян, но быстро взял в себя в руки, даже заулыбался надменно и загадочно.
Он заглянул в свой любимый планшет, полистал таблички с результатами измерений, постучал по одной из коробочек ожерелья и напустил на себя еще более таинственный вид.
А Гаврик поднялся на полметра от земли и вдруг пропал. Только был – и уже нет.
– Показания идут. – Важность слетела с загорелого лица Роберта. – По данным очень похоже на «спираль». – Он медленно прошелся вокруг ограждения, даже пару раз приседал на корточки. С каждым шагом он все больше хмурился.
– Что думаете, профессор? – спросили его.
– Все законы физики летят к чертям, куда более дальним и вредным, чем в других видах аномалий. – Роберт нервно взмахнул руками. – Для лучшего понимания мне нужен Левашов. Только после обстоятельной беседы с этим милым человеком я изложу свою теорию.
Дальше Дорофея слушать не стала. Все равно ей ничего не говорили физические и технические термины, фамилии ученых и цифры из экспериментов. А с «лисом»-Левашовым она разберется в машине времени.
Гораздо важнее было выяснить отношения с Машкой.
– Эй, свет мой, зеркальце, – повторила она обращение Павла Левашова к своему двойнику. Даже интонацию скопировала. Сколько их девушка видела вместе, тот постоянно подтрунивал над Семой. – Пойдем объяснимся.
– По поводу? – Маха к ней даже не обернулась.
– За что дуешься? – не отставала Дора. Она постепенно уводила Машу подальше от спорящих людей. Туда, где за соснами стоял вертолет.
– Такая умная, поди догадайся, – огрызнулась ее местная копия, наподдав носком туфли шишку.
Теперь уже разозлилась Дорофея:
– Или говоришь, или отправляешься к Нике!
Девушка остановилась.
– Тебя волнуют их дела, их взаимные ссоры! А я не такая! У меня лето проходит мимо! Нормальное человеческое лето! – Маша не хотела, но в голосе прозвучали слезы. – Я на озере всего раз была! На дискотеку ни разу не ходила! С друзьями из прежней школы даже по телефону слова не сказала! Ты понимаешь, что я одна? Совсем! – выпалила Машка, глядя ей в глаза.
– Как – одна? – растерялась Дорофея. – А я? А Ника?
– Вы все взрослые! Даже ты, мой клон! Тебе с ними интересней. Ко мне относятся как к малявке! И ты тоже! И планы у тебя не детские! Думала, мне как сестра будешь, а ты…
– Вот уже извини! – Дора поняла, что готова накинуться на двойника с кулаками. – Ты ничего не знаешь об одиночестве! Когда кроме как в макросети и поговорить не с кем! Неделями! Твои родители рядом, а мои поставили условие: либо отправляйся с ними в безвоздушную черноту космоса навсегда, либо выживай как можешь. И здесь я тоже не хочу ни от кого зависеть. А потому начну свой проект, едва подвернется возможность. И учиться пойду на программиста. Мне знаний не хватает катастрофически!
– Я тебе не мешаю!
Машка отвернулась, собираясь уйти. Не тут-то было. Дора схватила ее за ворот рубашки и бесцеремонно развернула к себе лицом:
– Ты выслушаешь меня до конца!
Она приблизила лицо почти вплотную к Машиному, взглянула в чайно-карие с золотыми искорками глаза, блестящие из-под русой челки. В сознании двойника были страх, обида, гнев, желание уйти и расплакаться – все вместе. И от этого хотелось вначале отвесить ей подзатыльник, а потом обнять и дать нареветься вволю. Но Дорофея сдержалась.