— Пусть перезвонит через пять минут! — недовольно воскликнула я, так неохота было выныривать из-под ласковой струи.
Тетя Мила ушла, но через тридцать секунд вновь послышался ее голос:
— Она говорит, что дело срочное, и чуть ли не плачет…
Черт…
Я закрыла краны, обернулась полотенцем, которым предварительно быстренько прошлась по телу, чтобы не быть похожей на Ниагарский водопад, и так отправилась в комнату, где находился телефон.
— Я слушаю…
— Ради бога, приезжайте скорее! — В трубке были слышны всхлипывания. — Скорее, прошу вас, мой адрес…
— Кто вы?
Я не торопилась говорить ни «да», ни «нет», сначала надо было хоть что-нибудь выяснить о звонившей. Ее физическое состояние мне было понятно, но я хотела знать имя и адрес.
— Меня зовут Галя Кузнецова. Скорее, прошу вас… — Она разрыдалась прямо в трубку.
Это был знакомый мне синдром. Человек стойко переносит встречу с бедой, глаза сухие, как кран для горячей воды в разгар лета, но стоит ему поднести к уху телефонную трубку, как нервы тут же сдают и та же самая информация, которая только что не выходила за рамки твердого состояния духа, взрывается огненными потоками чувств. Так что всегда полезно поделиться событиями с другими людьми, пусть даже посторонними. Слезы успокаивают (если нам не врут доктора), а это именно то, что необходимо организму в подобных ситуациях.
— Может быть, сообщишь адрес, Галя Кузнецова? — настаивала я.
После событий в Белогорске мне первое время кругом мерещились фээсбэшники, мафиозники, шпионы и контрразведчики. А вдруг звонившая мне девушка вовсе не Галя Кузнецова, а хитроумная особа, пытающаяся заманить меня в ловушку и разделаться, чтобы отомстить за нанесенные мною обиды?
— Артиллерийская, сто сорок, квартира пятьдесят шесть…
— Еду… — вздохнула я, положив трубку.
Где хоть находится эта самая улица?
Подошла тетя Мила.
— Я уже неоднократно говорила тебе, что несколько раз звонила какая-то девушка и спрашивала тебя, только ты была в отъезде. По — моему, это та самая девица. Только целую неделю подряд она звонила зря.
— Эта была Галя Кузнецова?
— Да, она так называла себя. Даже телефон оставляла, чтобы можно было связаться с ней. Наконец-то девушке повезло. Наверное, сегодня у нее великий день — она дозвонилась до тебя.
Что-то тетушка разошлась в своей тронной речи. Не к добру это.
— Можно подумать, что я виновата. Ездила по делам, выполняла работу. Какие ко мне могут быть претензии? В конце концов, можно было обратиться к кому-нибудь другому, если ей так приспичило.
— Значит, она не хотела этого делать.
— Ладно, уговорила. Я сейчас съезжу к этой Гале и выясню все детали на месте, только ты не уходи с кухни. Вернусь — пообедаем. Или позавтракаем?
Уехала из дома я не сразу, а сначала подсушила волосы феном, чтобы не выглядеть мокрой, растрепанной курицей. К тому же надо было одеться. Не голой же выскакивать на улицу, привлекая к себе внимание добропорядочных жителей населенного пункта, который называется Тарасовом.
Улица Артиллерийская находилась в верхней части города. Движение было жуткое — непонятно, по какой логике переключались сигналы светофора, поток машин в три ряда, крутой подъем. В общем, полный дорожный беспредел. К тому же, чтобы выехать на эту самую улицу, мне пришлось сделать немыслимый по своей зигзагообразности объезд.
До дома сто сорок пришлось ползти еще минут пять. Я проехала мимо автомобильной стоянки — их столько развелось в городе, не сосчитать. Как назло, табличек с номерами на домах не было, догадывайся, мол, сам, водитель, куда ехать. Такую особенность русских улиц я заметила уже давно, и, надо сказать, мне она не нравится. Если эти мои заметки прочтет губернатор, то я бы посоветовала ему: вместо того чтобы забеливать бордюрные камни, что нашими работничками все равно делается весьма безобразно, словно по глубокой пьянке, пусть лучше обяжет тарасовского мэра повесить на стены домов таблички с порядковыми номерами. Небось даже милиция с ног сбивается, разыскивая своих клиентов.
Наконец нашла… Не прошло и полгода, как бы спел Высоцкий. Сразу за стоянкой. Все, оказывается, под руками. Если понадобится, то оставлю когда-нибудь здесь свою машину.
Я зарулила во двор, нашла место для парковки, закрыла свой «Фольксваген» и вышла из машины. Постояла, соображая, какой из шести подъездов будет называться вторым — справа или слева. Но подумала, что, по всей видимости, исчисление начинается с левой стороны дома.
И не ошиблась, хотя иногда бывает и наоборот: там, где по логике вещей должна быть последняя квартира, она имеет номер первый. Это тоже особенность русского бытия, которая меня прямо-таки восхищает.
Я поднималась по лестнице пешком, потому что не знала, на каком именно этаже находится квартира под номером пятьдесят шесть. Зато теперь знаю — на шестом. Нажав кнопку звонка, я приготовилась выжидать минут пятнадцать, но ошиблась в вычислениях. Короче, обманули наивную девушку Женю Охотникову, потому что дверь открылась почти сразу же, будто меня поджидали, не отрывая взгляда от дверного «глазка».
Я увидела девушку — или молодую женщину? — лет двадцати шести со светлой прической, огромными темными мешками под глазами и пухлыми губами, настолько искусанными, что клочки кожи чешуйками покрывали их. В общем, передо мной стояла какая-то весьма болезненная особа. Кожа на ее лице вся лоснилась, будто смазанная жиром, и цвет ее был непонятным.
— Галя Кузнецова? — спросила я.
Девушка кивнула.
— А вы? — в свою очередь произнесла она.
— Охотникова Евгения…
— Проходите… — торопливо произнесла она, чуть ли не втаскивая меня в квартиру. Затем она выглянула на лестничную клетку, чтобы выяснить, не ошивается ли кто рядом.
— Даже не спрашиваешь, кто звонит, тут же открываешь дверь, — произнесла я, оставляя свою сумочку на тумбочке. — А если это звонит тот, кого ты боишься?
— Я видела вас в дверной «глазок».
— Понятно. Значит, ты и есть Галя Кузнецова, девушка, которая домогается меня в течение нескольких дней?
— Да, это я. Женя… Вас можно так называть?
— Не возражаю.
— Спасибо, что приехали…
Да пожалуйста…
Нервный разговор с учащенным дыханием стал меня утомлять. Интересно, у Гали Кузнецовой нет язвы желудка? Уж очень болезненно она выглядит…
Я рассматривала квартиру. Три комнаты, хорошая отделка, а вот мужской руки не чувствуется. У нас с тетей Милой тоже такая же обстановка — две женщины под одной крышей, сами себе хозяйки, сами себе кухарки и работники по благоустройству территории.
Я бухнулась на мягкий диван, обитый гобеленом в коричневых тонах. В голове мелькнула забавная мысль — почему мы говорим «мягкий диван», а не просто «диван»? Он и должен быть мягким, как представитель семейства мягкой мебели.
— Рассказывай, что стряслось.
Галя развела руками.
— Безвыходная ситуация: у меня требуют деньги…
— Кто требует?
— Бандиты…
— Что за деньги? Долг?
Девушка покачала головой:
— У меня лично никогда не было таких долгов…
— Каких именно?
— Десять тысяч долларов…
Я присвистнула:
— Неплохие деньги для Тарасова. Не слабо… И с чего это вдруг на тебя наехали с этими деньгами?
Галя покачала головой:
— Дело в том, что я недавно похоронила мужа…
Я промолчала. А потом произнесла:
— Прими мои соболезнования. Быть вдовой в таком возрасте… Несчастный случай?
— Инфаркт. У него было слабое сердце. Я об этом знала, но все равно вышла за него замуж, хотя была честно предупреждена о болезни заранее.
Я провела ладонью по губам. Если меня нанимают, то пора приниматься за работу. А моя работа подчас содержит в себе очень неприятные моменты. Один из таких моментов наступит сейчас — буду лезть человеку в душу.