— Вижу.
— И вы ничего не находите там опасного?
Внимательно рассматривая картину, Яшка заговорил, тщательно взвешивая слова, боясь сказать какую-нибудь глупость:
— Не нахожу. Немного опасно: одинокая лодка, в ней один человек, кругом бурное море… Но он выберется отсюда. Видите, как вздулись его мускулы, как он смело глядит вперед? Ей-богу, выберется! — убежденно заключил он и, жадно глянув на Оксану, подумал: «Даже когда сердится, и то красивая», — а вслух продолжал: — Вы сравниваете меня с этим рыбаком? Нельзя. Моя лодка понадежней будет, ее такие волны не разобьют…
С лестницы донесся приятный низкий голос Чургина:
— Куда же она спряталась? Целоваться собрался, а ее нет.
Оксана выбежала из гостиной, смеясь и восклицая:
— Ура! Шахтеры прибыли! Подземная сила.
— Пока именно подземная! Но может стать и надземной. Ну, давай целоваться, сестра!
— Да, да, конечно! Если у вас все такие, так вы там и земную кору головами продырявите скоро. Наклонись, а то я не достану. Боже мой, да ты растешь, что ли? — радостно щебетала Оксана.
Яшка, совсем было посмелевший, притих. Что за совпадение? Надо же было именно сейчас приехать Чургину!
— О! И вы здесь, Яков Загорулькин? — удивленно воскликнул Чургин, входя в гостиную. — Я думал, что у вас дела только к Леону.
— Вы разве знакомы? — спросила Оксана, не понимая Чургина, но Яшка поспешил разъяснить:
— Мы с сестрой на днях были у них. А разве Оксана Владимировна не такая же знакомая мне, как Леон? — спросил Яшка, дружески протягивая руку Чургину.
— А уж это я не знаю. — Чургин измерил его ироническим, острым взглядом, покачал головой. — Сразу видно, что молодой Загорулькин. Папаша проще выглядит.
— То папаша, а то я!
— А это не имеет значения, — холодно сказал Чургин и отвернулся к Оксане.
Яшка был смущен. Чургин так хорошо принял его у себя, и вдруг эта перемена, этот пренебрежительный тон. Зло взяло Яшку, и он с обидой в голосе сказал:
— И вы меня не понимаете, Илья Гаврилович. Я бы моего отца… Видите ту картину? — указал он на «Боярыню Морозову». — Вот так бы, на санки — и в сторону.
— Это что же, в тюрьму или в землянку, под домашний арест, чтобы не мешал вам стать более крупным хищником?
Яшка кинул на него яростный взгляд и твердо проговорил:
— Я считаю вас умным человеком, Илья Гаврилыч, и думаю, что вы не будете ставить меня в один ряд с отцом.
— Наоборот, я ставлю вас впереди вашего отца, — возразил Чургин. — И готов биться об заклад, что вы далеко пойдете.
— Да вы же меня совсем не знаете! Я собираюсь… Э-э, да что вам толковать! — с горечью махнул Яшка рукой и быстро пошел к выходу, не попрощавшись.
Оксана заторопилась проводить его, сочувственно шепнула:
— Не обижайтесь, Яков. Илья хороший человек. Приходите завтра.
Когда она вернулась, Чургин с укором посмотрел на нее. «Влюбится. Ей-ей, он влюбит ее в себя», — подумал он и спросил:
— Зачем он приезжал к тебе? В любви объяснялся?
— Нет, так, зашел повидаться, — уклончиво ответила Оксана, а о просьбе Яшки познакомить его с полковником Суховеровым умолчала.
— Я уже Леону говорил и тебе повторяю: этого молодца сторониться надо, сестра.
Оксана подавила в себе смущение и перевела разговор на другое.
— А ты опять к «учителю» приезжал? — спросила она, тревожно заглядывая в глаза Чургину.
— К учителю, милая.
Чургин рассмеялся, поднял ее и закружился вместе с нею.
— Ух ты, родной мой колокольчик! А ну, спой мне «Папироску». Постой, я сам. — Он поставил Оксану на ноги, сел к пианино и, ударив по клавишам, басом запел:
— Неразлучный! — прервала Оксана и, сев за пианино, заиграла и запела сильным звонким голосом:
Ульяна Владимировна должна была скоро вернуться со службы, и Чургин заторопился переговорить с Оксаной наедине. Пригласив ее в кабинет Задонскова, он уселся на кожаном диване и озабоченно спросил:
— Тебя тут замуж, кажется, отдавать хотят? Мне Леон все рассказал. Как у тебя отношения с семинаристом?
Оксана неохотно рассказала о домогательствах Овсянникова.
— Ты любишь его? Или любила? Почему он бывает у вас? — допытывался Чургин. — Вот и Яшка теперь начнет мутить твою душу. Что у тебя: воли нехватает прогнать и того и другого?