Когда лебедка была готова, Стародуб сам наблюдал, как Чургин спускал вагончики по уклону и, подсчитав время, затрачиваемое на операцию с одним вагончиком, убедился, что расчеты Чургина были правильны. Стародуб поблагодарил его и обещал доложить о нем хозяину.
Но на другой день, после того как лебедка начала работать, Чургин узнал новость: распоряжением штейгера уволены все шестнадцать человек, которые были заняты в уклоне. Возмущенный этим распоряжением, он не спустился в шахту после распределения нарядов, а пошел к себе к конторку. «Вот и добился технического прогресса, — думал он, возмущаясь действиями Петрухина. — Хотел при помощи лебедки облегчить труд людей, а помог остаться им без куска хлеба».
Шел мелкий снег. Ветер кружил его под ногами, заметал черную от угля дорожку к конторе, засыпал штабели досок, бунты угля. Шагая к своей конторке, Чургин думал о том, как вызволить из беды рассчитанных. Внутренний голос насмешливо спрашивал: «Опять пойдешь с проектом к Петрухину? Когда ты перестанешь просить? Требовать надо!» И Чургину стыдно стало перед самим собой за свои унижения.
Возле штабеля леса, пряча головы в воротники, стояла группа рассчитанных рабочих. Пожилой шахтер и Ольга что-то говорили им. Заметив Чургина, они отошли в сторону. Чургин косо посмотрел на шахтеров, подумал: «Хорошие ребята. Артель из них будет первоклассная», — и строго спросил:
— Это что за собрание? — а подойдя ближе, тихо сказал: — Идите по казармам. Ольга, и ты, Петрович, — обратился он к пожилому шахтеру с рыжей бородой, — зайдите ко мне минут через десять.
Войдя в конторку, он послал табельщика в главную контору узнать, там ли Петрухин, потом сел за стол и так остался сидеть неподвижно, задумчиво глядя в окно. Вот ему надо будет опять итти к штейгеру, опять просить отменить распоряжение о расчете рабочих. А Петрухин завтра вновь может устроить какую-нибудь пакость. «Скольким людям помог я? Сотням. А что толку? Их рассчитывают попрежнему. Нет, одному биться не по силам. Надо, чтобы все шахтеры держались сплоченно, чтобы они сами отстаивали свои права — и тогда пускай штейгер попробует рассчитать кого-нибудь из них. Эх, жаль, опыта у нас мало, не знаем даже, с чего начинать. Вот и кружок. Может быть, правильней было бы назвать его „Комитет борьбы за права горнорабочих“? Или „Союз борьбы за освобождение рабочего класса каменноугольного района“»?
Чургин встал, задумчиво зашагал по конторке. Да, мало еще, очень мало сделал он, чтобы шахтеры осознали, что они сами могут и должны защищать свои классовые интересы, И он решил смелее и больше привлекать в кружок новых людей и учить, учить их и самому учиться искусству классовой борьбы.
Дверь тихо отворилась. Вошли Ольга и пожилой шахтер. Чургин сел за стол, рукой пригладил волосы.
— Садитесь, — он кивнул головой, указывая глазами на широкую скамью.
— Нас рассчитали, Илья Гаврилович, — тихо промолвила Ольга.
— Я это знаю, милая.
Ольга села. Шахтер стоял, вертя в руках облезлый заячий треух. С дрожью в голосе он сказал:
— Мы пришли за твоей помощью, Гаврилыч. У восьмерых из нас семьи, детишки, сам знаешь.
Ему было не более тридцати лет, а выглядел он совсем старым, болезненным.
Чургину хотелось объяснить, что лебедкой он думал облегчить труд рабочих, но он понимал, что сейчас не об этом надо говорить. Сумеет ли он отстоять их? Что им сказать, чтобы они ушли хоть с маленькой надеждой и поддержали дух товарищей, если он сам не уверен, что сможет помочь им? «Но ты обязан помочь им любой ценой и не допустить увольнения», — твердил ему внутренний голос.
Чургин вздохнул и сказал холодно:
— Хорошо. Я поговорю с начальством.
Шахтер поклонился ему едва не в пояс.
— Спасибо, Гаврилыч, родной. На тебя вся надежда.
— Благодарить меня не следует, да и преждевременно. И кланяться тоже: я не икона.
— Да уж так заведено, не серчай, Гаврилыч.
— Вот что вы мне скажите лучше: если начальство отменит распоряжение, у кого будете работать? Не говорили между собой?
Шахтер переглянулся с Ольгой. Та настороженно посмотрела на окно, подошла ближе к Чургину и спросила:
— Илья Гаврилыч, а артельку из нас нельзя?
Она произнесла это так искренне, от души, что Чургин повеселел. До сих пор он звал рабочих в артели, выгонял для этого с шахты подрядчиков; теперь сами рабочие подхватывали его идею.
— Это только от вас зависит, — ответил он. — Если составите артель, стало быть еще одного маленького кровососа выживем.
Ольга торжествующе переглянулась с шахтером. Лица их посветлели, оба наперебой стали называть фамилии шахтеров, которые согласятся работать артелью.