Едва он вошел в конторку, как в дверь заглянула Ольга, за ней показалась рыжая борода шахтера.
— Можно, Илья Гаврилыч?
— Ты бы еще дальше отошла и спросила: «Разрешите, господин старший конторский десятник?» Вот и ты шапку снял, — уставился он на шахтера. — Не стыдно?
Делегаты решили: раз он так их встретил, значит дело погибло. И они затаили дыхание, ожидая, что скажет Чургин.
А тот подошел к тревожно смотревшей на него Ольге, потрепал ее за плечо.
— Так артель, сказала?
Ольга поняла. Лицо ее зарумянилось, глаза заискрились.
— Артель, Илья Гаврилыч, — радостно ответила она.
— Ишь какая! — засмеялся Чургин и подмигнул шахтеру. — Ну что же, будем считать дело решенным.
Ольга взглянула на своего товарища, потом вдруг схватила Чургина за руку, крепко стиснула ее в горячем порыве и убежала, переполненная своей радостью.
Шахтер улыбнулся, закрыл за ней дверь.
Вскоре как-то вечером Чургин пришел к Леону в шахту и сказал:
— Сегодня у нас будет особенное занятие. Сбор — у тетки Матрены.
Леон вернулся с работы раньше обычного и застал у Чургиных Луку Матвеича. Вари дома не было. Чургин что-то перестилал на постели, а Лука Матвеич сидел на скамейке возле печки с ребенком на руках.
— Это хорошо, что ты помогаешь шахтерам, заступаешься за них, — говорил Лука Матвеич. — Но это и плохо, ибо люди надеются только на тебя и сами бездействуют. Надо делать новый шаг в нашей работе.
Увидев Леона, Чургин-маленький заулыбался и запрыгал в руках Луки Матвеича.
— Э, парень, так не годится: улыбаться всем — то мне, то Леонтию. Отец твой более строгий в этих случаях.
Чургин взял сына, сел на кровать и наставительно сказал:
— Ничего, дядя лысый, мы вырастем и во всем разберемся сами. Улыбаться всем мы не будем, не такой народ шахтеры… А чуки-чуки-чуки, навари-ка, мать, муки, — начал он подбрасывать ребенка на руках.
Леон робко пожал Луке Матвеичу руку и стал умываться. Плескаясь в тазу, он расслышал:
— Надо создавать организацию, Илья, — в этом все дело. Партийную, марксистскую организацию, которая помогла бы шахтерам встать на путь организованной, сознательной классовой борьбы за свое освобождение.
— Думал я об этом, но… мало, очень мало нас.
— Все начинается с малого, друг мой.
Леон в уме повторил: «Сознательной классовой борьбы за свое освобождение… Мудрено что-то: сознательная, классовая… Разве я без памяти был, когда палил Загорулькина? Надо спросить у Ильи».
Но спрашивать ему не пришлось. Вечером на квартире у тетки Матрены собрались Семен Борзых, Чургин, Ольга, дядя Василь, Митрич, Загородный.
Лука Матвеич ознакомил всех с решениями первого съезда РСДРП и предложил переименовать кружок в Александровскую социал-демократическую организацию.
— Конечно, будем заниматься немного и арифметикой и русским языком, как и раньше, но не в этом главное. Главное у нас — это готовить себя к классовой борьбе с самодержавием и буржуазией, помогать шахтерам понять окружающую действительность, пробуждать и воспитывать в них классовое сознание. Надо создать крепко спаянную партийную организацию.
Достав из кармана маленькую, в розовой обложке, книжечку, он положил ее перед собой на стол и продолжал:
— Что это будет за организация и каковы ее задачи? Слушайте…
И стал читать «Манифест коммунистической партии».
После занятий Леон провожал Ольгу. Некоторое время они шли молча. Потом заговорили о кружке. Ольга удивилась, как это дядя Василь и Митрич на старости лет вздумали учиться революционному делу. Леон не удивлялся — он знал дядю Василя лучше Ольги — и сказал:
— Это настоящие, коренные шахтеры.
Метель унялась, но встречный ветер дул поземкой, итти было трудно. Ольга взяла Леона под руку, и они зашагали быстрее.
— Да, Лева, — говорила Ольга, — я думала поначалу: ну, арифметика там, русский язык — дело хорошее. А Илья Гаврилыч с учителем тем вишь куда повернули. Учиться будем, как новую, вольную жизнь народу добывать. Вот только сразу голова у меня не берет всего, что в той книге написано, но душой… душа все понимает, все, — и она негромко, восторженно произнесла: — «Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма!»