— Ну, идут дела, «коренной шахтер»? — шутливо спросил он.
— Не идут, а летят, — весело ответил Леон и тихо добавил: — Вот только сменщик мой не того, неаккуратный парень. Вчера забурил два вагона и чуть откатчика не убил.
Чургин сделал вид, что о чем-то думает, помолчал немного.
— Хорошо. Завтра я тебе дам нового сменщика, — и, не сказав, кого именно, направился в штрек подрядчика Жемчужникова.
Перед концом смены к Леону опять пришел Чургин и сказал ему:
— Я сделал последнее предупреждение Жемчужникову. Послушай у доски, на-гора, как отнесутся к этому рабочие.
Леон спускал последние вагончики. Работа у него спорилась, и он был в наилучшем расположении духа. А тут опять была суббота, день получки.
Закончив работу, Леон смазал лебедку, вытер наружные части паклей, любовно обошел вокруг — все ли в порядке — и, наконец, взяв лампу и платочек из-под харчей, побежал вниз по уклону, как по ровной степной дороге.
Глава девятая
В нарядной было полно народу. Возле каждого подрядчика толпились шахтеры, слышался звон монет, возгласы, перебранка. Стоявший у двери стражник то и дело хрипло бубнил:
— Получил — выходи!
Леон вошел в нарядную и остановился на пороге, умерив дыхание. От раскрытой печки-камелька над головами шахтеров туманом стоял угарный газ, в нем белыми клубами плавал табачный дым.
В помещении было холодно и темно, лампы кассиров освещали лишь ведомости и деньги.
Со всех сторон слышались приглушенные голоса:
— Ну, сколько дали?
— Дали… В дыхало б им дать!
— Вот. За две недели, за тридцать упряжек — и всего двенадцать рублей и десять копеек! — возмущенно показывал Митрич серебро и медяки. — А два рубля — штраф за оскорбление его благородия господина штейгера. Грабители!
Стражник шагнул к нему, выпучив большие красные глаза, и взял за руку.
— Ты чего тут разоряешься, борода? Получил — выходи!
— Пошел к черту! — оттолкнул его Митрич и замахнулся лампой. — Я как начну вот этим выхаживать, так с тебя перья посыплются!
Леон погасил свою лампу и стал в очередь к конторскому артельщику.
— Да какие рукавицы, бездушный ты человек! — кричал шахтер возле стола Жемчужникова. — Я только просил рукавицы, а ты сказал: мол, обойдется. А теперь вычитаешь?
— Иди, иди. Раз вычитаю, значит брал. Мне твоих денег не надо, — слышался грубый голос подрядчика.
— Креста на тебе нет, сукин ты сын! Да ты с нас за этот рублевый котелок, что дал похлебку варить, весь год вычитываешь! Грабитель ты, негодяйская твоя душа! — ругался другой шахтер, отходя от стола подрядчика Суслова.
Подрядчики выдавали деньги сами. Перед ними на столе были разложены жестяные ящики с бумажными деньгами, стопки медных и серебряных монет. Найдя в ведомости фамилию рабочего, они требовали, чтобы он расписался, а когда тот проставлял непонятные каракули или просто крестик, объявляли ему, сколько он заработал, и выдавали деньги.
И рабочие, крича и ругаясь, сверкая белками глаз, отходили от столов, быстро делали цыгарки и шли в пивную, а то и здесь, возле нарядной, сбывали свои гроши торговцам водкой.
Наконец подошла очередь Леона. Он назвал фамилию, рабочий номер.
Краснощекий конторский кассир нашел его расчетную книжку, ткнул пальцем в то место, где надо было расписаться.
— Грамотный? Распишись. Одиннадцать рублей семьдесят две копейки. Удержаний нет? — заглянул он в ведомость. — Есть, полтинник.
Леон удивился.
— За что?
— За опоздание.
— Я никогда не опаздывал.
— Это меня не касается, говори в конторе, — с холодным равнодушием ответил кассир и отсчитал деньги.
Леон проверил и еще двух копеек не досчитался.
Вот тщедушный, низенький человек без шапки, держа на ладони три золотые пятерки, отойдя от стола подрядчика Москвина, похвалился:
— Видал, как зарабатывают? За двадцать упряжек — и вот сколько!
Шахтеры презрительно покосились на деньги, на его костлявое лицо и отвернулись.
— А за то, что… подрядчику лижешь, сколько? У-у! — прогудел молодой шахтер в лаптях и ударил его по руке снизу. Пятерки зазвенели по полу и разбежались в разные стороны. Тщедушный бросился за ними под ноги к шахтерам. Дядя Василь поднял одну и отдал ему.
— Возьми, нечестное твое золото.
У стола Жемчужникова опять кто-то возмущался:
— Я за тобой три месяца ходил, все у тебя денег нет. А теперь долги выдумал? На тебе остальное! Подавись моими грошами, собака!