Вдруг лента вспыхнула. Дядя Василь хотел тапкой погасить пламя, но не смог. Схватив лежавшую возле лебедки стойку, он сунул ее под барабан, но, вставленную против входа, ее, вместе с ним, отшвырнуло в сторону.
— Левка! Да как же?! — в отчаянии крикнул прибежавший верхний плитовой и не договорил: в уклоне что-то загудело, затрещало и, как гром, загремели камни, будто скала где-то рухнула.
Барабан замедлил ход и остановился.
Дым облаком заволок все.
Хватаясь одной рукой за барабан, а другой поддерживая живот, Леон, с помощью плитового, встал, глянул вниз. Нисходящий ряд керосиновых ламп далеко внизу оборвался, и там была кромешная тьма. В уклоне было тихо и безлюдно.
— Обвал! — корчась от боли, удрученно произнес Леон и упал на отброшенную барабанам стойку.
Из-под тормозной ленты текло черное горячее масло.
Быстро подошел Чургин. Сурово взглянув на Леона, он тронул рычаг тормоза, провел по барабану пальцем.
— Ты смазывал? — спросил он у Леона.
Леон поднял на него бессмысленные глаза и ничего не ответил.
Чургин надел ему фуражку на голову, помог подняться и обратился к дяде Василю:
— Отведи домой. Вызовите доктора Симелова.
Леон страдальчески глянул ему в лицо, проговорил упавшим голодом:
— Тебя убить хотят, Илья… Скажи ему, дядя Василь.
— Подрядчики… в воскресенье… Ой, спина моя! — простонал сидевший на земле дядя Василь и хотел встать, да не мог.
Чургин выпрямился во весь рост и так застыл, сощурив глаза и хмуро глядя в темень. «Теперь все ясно», — подумал он. Достав из кармана папиросу, он задумчиво постучал ею по барабану и, швырнув ее в сторону, двинулся вниз по уклону.
Против второго штрека уклон был перегорожен огромной пирамидой обвалившейся породы. В людской ходок врезался вагончик, деревянная обшивка ходка саженей на шесть была снесена до основания.
Леон добрался до обвала, хмуро посмотрел вниз на гору рухнувшей породы. Подавленный случившимся, поминутно останавливаясь и морщась от боли, он спускался в коренной штрек, к стволу с одним желанием и мыслью: «Скорей, скорей выбраться из этой душегубки туда, на вольный свежий воздух, на землю!»
На нижних плитах коренного штрека, обнажив головы, молча стояли рабочие. Чургин что-то собирал и бережно складывал в одно место. Увидев лебедчика, рабочие расступились, исподлобья наблюдая за ним.
Под сверкающими глазами шахтеров Леон опустил голову и вдруг увидел: перед ним, под рогожей, лежал человек. Около рогожи валялся разорванный узелок, и кругом были разбросаны кроваво-красные и голубые конфеты — ландрин.
Леон шагнул вперед, поднял рогожу и отшатнулся, руками закрыв лицо.
— Марты-нов! — простонал он и вдруг страдальчески крикнул: — Не я это! Не я, братья-шахтеры! Хозяин убил его! Они всех нас убьют!
Чургин схватил его, но он высвободился, выбежал на средину площадки.
— Звери, что натворили? Женька, друг мой, как же это?! И на гармошке же ты просил научить, и карты хотел бросить. И конфеты…
Леон, как безумный, заметался вокруг убитого, размахивая руками, потом вдруг остановился, горящими глазами посмотрел на шахтеров и, подняв кулаки, крикнул во весь голос:
— Еще один погиб! Еще одного смерть настигла в этом подземелье! Когда же нас перестанут мучить, измываться над нами, убивать, как скотину? Их надо стереть с лица земли, губителей нашей жизни! Всех!..
Изо рта у него пошла кровь, он зашатался и, схватившись руками за грудь, изнеможенно повалился на плиты.
Чургин поддержал его.
Шахтеры молча склонили головы. Тогда из толпы вышел Семен Борзых, бросил вопросительный взгляд на Чургина и, заметив, что тот кивнул головой, сказал:
— Они издеваются над нами — мы молчим. Они, хозяева, калечат нас или на тот свет отправляют — мы молчим. Да мы живые люди или скотина бессловесная? Довольно нам молчать, надо требовать! Надо соединяться нам и всем рабочим миром подыматься на борьбу против них! Пролетарии, соединяйтесь для борьбы за наше рабочее, шахтерское дело!
Шахтеры зашумели, колыхнулись, угрожающе замелькали огненные языки ламп. На середину выбежал Иван Недайвоз, с остервенением сорвал с головы шапку и бросил ее на плиты:
— Да что они, гады, долго будут сосать нашу кровушку, а? Неужели мы не постоим за себя, братцы? За мной! На-гора-а-а! Проучить их, душегубов!
Потрясая обушком, он побежал по штреку к стволу.
— Проучить! — раздались голоса. — Бей их! Громи!
Шахтеры лавиной хлынули за Недайвозом, грозно крича и размахивая обушками и коптилками, но Чургин во весь голос крикнул: