— Мимо меня идет жизнь, — с обидой в голосе повторил Леон слова Чургина. — Против меня она идет, если хочешь знать! За горло она схватила меня! Какие же надо иметь жилы, чтобы терпеть такую жизнь? В хуторе я терпел, тут терпи. Что ж, по-твоему, меня будут бить по одной щеке, а я должен подставлять другую? Атаманам разным, загорулькиным или хоть бы Шухову? Да пропади они пропадом все! Крушить их надо, чтобы и духу их не осталось, а не терпеть да смотреть на них… Хватит, что отец мой и дед мой смотрели на них всю жизнь и терпели. — Он говорил горячо, с огоньком.
Чургин улыбнулся. Этот-то огонек и нравился ему в Леоне. «А бунтарство со временем пройдет», — подумал он и сказал:
— Я согласен с тобой. С нашими классовыми врагами надо драться. И я вовсе не намерен подставлять им свое лицо то правой, то левой стороной и сносить их удары. Пусть этим занимаются евангелисты и толстовцы. Но ты да я — это всего двое, и нас быстро и бестолку запрячут в тюрьму. Значит, чего-то недостает в твоих словах. Жизнь тебя хватает за горло или калины разные, загорулькины, шуховы и голова всем им — царь? На кружке мы говорили, против кого подыматься надо, и ты слышал, что писал об этом Карл Маркс в Коммунистическом манифесте. А сейчас говоришь не то, что надо, вернее — горячишься, мало думаешь.
Леон молчал, не зная, что ответить, но ясно сознавал, что погорячился.
Варя вступилась за него:
— Все сразу не скажешь. После договорит, не беспокойся.
— A-а. Ну, тогда прошу прощения, брат.
Леон молчал.
В начале мая за городом была назначена массовая сходка шахтеров. Леон не знал о месте сбора и пришел к старому воздушному шурфу, как и наказывал Чургин, но увидел здесь одну только Ольгу.
— Это и вся сходка? — разочарованно спросил он и сел на камень возле загорожи.
— А ты зачем пришел? — в свою очередь строго спросила Ольга.
— Как «зачем»? На сходку.
Ольга качнула головой, мягко укорила:
— Ай-я-яй! А еще парень. Про пароль спрашиваю. Ну?
Леон смутился. «Забыл, чертово дело», — подумал он и стал крутить цыгарку.
— Сейчас вспомню, покурю вот и вспомню, — ответил он.
Ольга сердито вырвала у него из рук спички.
— Расселся, как дома. Ты куда пришел? Иди к водокачке.
Леон сидел с папиросой в руках. Досадно ему было слушать эти слова, и он про себя выругался: «Это черт знает какую канитель придумали, по всей степи колесить надо».
Ольга взяла у него изо рта папиросу, скрылась за дощатой огорожей и, закурив, вернулась.
— На, только огонек рукой закрой, — сказала она, отдавая ему папиросу, и села рядом.
Леон качнул головой, подумал: «Вот они, шахтерские девчата. Ведет себя — чисто парень».
— Ну, как здоровье? — участливо спросила Ольга и несмело добавила: — Боялась я за тебя, жар у тебя был большой, все бредил.
Леон косо посмотрел на нее и тотчас отвел взгляд. Она боялась за него! «А на что оно тебе, мое здоровье?» — хотел он спросить.
— Ничего, все прошло.
— Уходить решил с рудника? — допытывалась Ольга.
— Некуда мне уходить, — сердито ответил Леон и подумал: «Да что она пристала с расспросами?»
Ольга коснулась рукой его плеча, потом головы и поправила расстегнутый воротник его белой рубашки.
— И хорошо, что остаешься. Везде оно одинаково нашему брату, Лева. Я долго искала лучшей жизни, в прислугах с детства служила, да вот попала на шахту.
— Давно одна живешь?
— Отец умер, когда я еще маленькой была, а мать помню, — невесело ответила Ольга.
Леону стало жалко ее. «Круглая сирота. Да, нелегко так жить», — подумал он и тотчас вспомнил об Алене: та с детства горя не видела. И впервые какое-то неприятное и даже враждебное чувство к невесте проснулось в нем. Ольга была ему, как родная сестра. А что общего у него с дочерью богача? Но Леон не хотел сейчас думать об этом и торопливо спросил у Ольги:
— К водокачке, говоришь, итти? Надо спешить! — Он поднялся и быстро зашагал по степи.
Кругом стояла безмолвная тишина. Лунный свет прозрачным туманом лился над степью. Слышалось, как под ногами Леона шелестела трава. Ольга взглянула в белую ночную даль и никого не увидела. «Неприветливый какой, должно, из-за хворобы. А хороший парень», — подумала она и вздохнула.