Чургин узнал в сестрах Варю и Ольгу.
— Наверху кто есть? — спросил он хмуро.
— Тетка Матрена и Борзых, — ответила Варя, готовя аптечку.
В это время принесли еще одного раненого крепильщика. Он непрерывно стонал и часто произносил одни и те же слова: «Вася, сынок мой».
Чургин записал его фамилию, поговорил с Симеловым и ушел с управляющим и штейгером к месту обвала.
В откаточном штреке, как и в вентиляционном, притока свежего воздуха не было, дышать становилось все труднее, но люди продолжали работать, из рук в руки передавая породу в лаву артели, в штреки. По уклону то и дело бешено мчались вниз по три, по четыре груженых вагончика, и ни один не забуривался, все благополучно доходили до коренного штрека.
Это Леон спускал породу своей лебедкой.
А наверху к надшахтному зданию все шли и шли матери и жены шахтеров, с замиранием сердца поглядывали на колеблющийся трос копра, ожидая, не привезла ли клеть отца, мужа, сына. Но из шахты беспрерывно выдавали камень.
Стародуб, поручив руководство спасательными работами Чургину и Петрухину, поднялся на-гора отдать необходимые распоряжения.
Копер был оцеплен полицией. За ней молчаливо стояла многолюдная толпа женщин, рабочих. Слышались глухие рыдания, гневный ропот людей.
Стародуб хотел итти кружным путем, но, пораздумав, направился прямо в толпу, виновато опустив голову.
Люди молча расступились перед ним, с затаенным страхом ждали его слов. Но он шел молча.
— Проклятые душегубы!
— Казнители!
— Да ему что! Его отца задушило, что ли? — слышал Стародуб позади себя, но шага не убыстрял.
Вот он уже прошел этот холодящий кровь людской коридор, и вдруг кто-то дернул его за руку. Стародуб обернулся и встретился глазами с горящим ненавистью взглядом зарубщика бригады Жемчужникова — Еськи.
— Вы убили! Так почему же ты молчишь, господин управляющий?
Подбежали двое полицейских, схватили Еську, но Стародуб сделал знак, чтобы шахтера не трогали.
— Я ничего не могу сказать, господа. Я подавлен этой страшной катастрофой, — белый, как полотно, с дрожью в голосе, сказал он окружившим его женщинам. — Что вы хотите? Я сделал все от меня зависящее, господа: спасательные работы поручил Илье Гавриловичу Чургину.
Упоминание имени Чургина немного успокоило людей.
Еська отступил в толпу, и Стародуб медленно пошел к главной конторе. Но женщины снова окружили его.
— Ты — барин, и тебе не понять наше горе, — приступила к нему старуха дяди Василя. — Говори, что с моим стариком? Говори, что с моим соко-о-ликом сделали? Изве-е-рги! — стонала она, потрясая синими старческими кулаками.
— Я ничего не знаю, мамаша. Я знаю, что Василий Кузьмич крепил.
— Крепил!.. Крепил, мой соколик, да открепился, видать, теперь! — плакала старуха. — Убили, изверги! Убили моего соколика!
Полицейский пытался оттащить ее в сторону, но послышались грозные слова шахтеров:
— Не тронь ее!
— Они все заодно!
— Метись отсюда!
Женщины сорвали с полицейского фуражку и вытолкали вон из толпы. Потом настигли Стародуба, уцепились за полы шинели, беспорядочно закричали:
— Почему уходишь от народа?
— Где Жемчужников? В тюрьму его, душегуба!
— Зачем бросил людей в земле?
— Лезь в шахту!
Полицейские, как борзые, набросились на женщин, завязалась рукопашная, но подоспели мужчины, и вскоре полицейские, придерживая ножны шашек, под градом сыпавшихся на них кусков угля, разбежались.
Стародуб исчез.
— Где Стародуб? В контору-у!
— В контору, братцы!
— С земли ее сне-е-сть!
Лавина женщин и шахтеров двинулась к главной конторе, взломала запертые двери, бурным потоком разлилась по комнатам. И затрещали стулья, столы, зазвенели стекла.
Час спустя, на шахту прибыл конный наряд казаков.
Весь день и всю ночь шли спасательные работы. Никто из рабочих не поднимался из шахты, и все это время, обессилевшие от слез, в мучительном напряжении, жены и матери стояли у подъемной машины. При виде доставляемых из шахты убитых женщины доходили до исступления. Они срывали с убитого рогожу, судорожно трясли кулаками, умоляли мертвых открыть глаза, сказать хоть слово, до хрипоты заклинали судьбу вернуть кормильца осиротелым детям, проклинали тахту и горькую свою судьбу.
Под утро четвертого дня в вентиляционном штреке нашли Ивана Недайвоза и дядю Василя, а в лаве — двух крепильщиков его бригады. Это были последние.