— Только что звонил Петрухин: дескать, имейте в виду, что Чургина рассчитали по прямому предложению из полиции. Ну, я, конечно, ответил, что буду иметь в виду. Что v вас там произошло? О вас говорят не только шахтеры, но и вся интеллигенция района. Вы что, сами устроили сюрприз этот Шухову?
— Это Петрухин создает мне популярность, — усмехнувшись, сказал Чургин.
— Так ли? Что вы меня-то стесняетесь?
Соловьев задумчиво покрутил тонкие черные усы, покачал головой.
— Ну, и что вы думаете теперь делать?
— Буду рубать уголь, Семен Матвеич.
— Вы?
— Да.
Соловьев опять покрутил усы, мысленно решая, что делать с Чургиным.
— Да. Ну, это дело ваше, Илья Гаврилович, — сказал он наконец, — только, я думаю, вы заслуживаете места повыше. Приступайте к работе, если хотите. Можете и друзей своих прислать ко мне — кто рассчитан.
Чургин поднял глаза на штейгера. Ему хотелось встать и обнять этого простого, доброго человека, но в это время зазвонил телефон. Штейгер крутнул ручку и снял трубку.
— Шахта «Юма». У телефона Соловьев. A-а, это опять вы, Иван Николаевич?
Чургин насторожился.
— Что? Опять бунт? Не может быть! — удивленно воскликнул Соловьев. — Недайвоз? Ну и что?.. Затопили шахту? Недайвоз может, этот на все пойдет… Что? Чургин? Ну, батенька мой, это вы уж там совсем все с ума посходили. Честное слово. С перепугу, должно быть… Ну? Да не может быть! Участник этого деля? Ай-я-яй, как нехорошо… Да не шучу я, Иван Николаевич. Я только что разговаривал с Чургиным! — крикнул Соловьев и, жестом подозвав Чургина, передал ему трубку.
Петрухин не унимался и продолжал визгливо:
— Уверяю тебя, что это его рук дело! Он очень хитрый, этот десятник, и я убежден, что Недайвоз — подставное лицо, а Чургин сидит где-нибудь и всем командует.
Чургин слушал и улыбался. Наконец он басом проговорил в трубку:
— А по-моему, всем этим командуете вы лично, Иван Николаич, а козлом отпущения хотите сделать меня. Чургин говорит с вами.
В трубке отозвалось приглушенно:
— Он действительно на юмовском руднике, Василий Васильевич!
В следующую секунду раздался звонок отбоя, и Чургин положил трубку.
Штейгер Соловьев сказал:
— Мне хотелось бы познакомиться с вами поближе. Приходите сегодня вечером ко мне на квартиру, побеседуем за чашкой чаю. А то мне Симелов говорил о вас много, а сообщил мало.
— Он это умеет, — улыбнулся Чургин.
— Так придете?
— Видите ли… — замялся Чургин, — сегодня я обязательно должен быть у Симелова.
— Хорошо, тогда и я загляну туда, — сказал Соловьев, протягивая руку, — если не помешаю.
На улице к Чургину подошел Наливайко и сообщил:
— Рудник Шухова опять, считай, бунтует. Все шахтеры поднялись на-гора. Мне только что Еська сказал. Может, к нам — того?
— Ни в коем случае. Малейший шаг ваш — и меня и вас запрячут в тюрьму. А мне туда торопиться нечего. Я человек благонадежный, — солидно, выпятив грудь, сказал Чургин и засмеялся: — Ты понимаешь меня, Федор Иваныч?
Старый Наливайко лукаво подмигнул ему:
— Понимаю. Все понимаю, Илья. Значит, не время.
Чургин ласково потрепал его по плечу.
Дома Варя встретила мужа упреками.
— Слава богу. Где же ты был, Илья? Я голову чуть не потеряла, думала, ты уж в полиции. Тут такое опять поднялось! Недайвоз чуть шахту не затопил. Ох, Илья, ты хоть бы про дитя вспомнил, — тоскливо проговорила она и заплакала.
— Ничего, милая, — обнял ее за плечи Чургин. — Ты только не волнуйся, самое главное. А о том, что тут «поднялось», я ничего не знаю.
— Ну, конечно, не знаешь. Так другие знают! На, почитай, — Варя взяла со стола и протянула мужу записку Петрухина. — С квартиры гонят!
«Быстро действуют», — прочитав записку, подумал Чургин и, сев на скамейку, стал снимать сапоги. Но, сняв один сапог, он задумался: «Так. Жить нечем. Квартиры нет. Работать нельзя. Невеселые времена наступили». А Варя все жаловалась, что теперь жить будет негде, что у нее нет денег на молоко сыну, что завтра ей не на что готовить обед.
Чургин слушал ее и молчал. Горько у него было на душе, и не хотелось возражать Варе. Да и что возражать? Наконец он сказал:
— Хватит, Варюша, успокойся. Расчет я получил, так что деньги у нас пока есть. Квартиру найдем, не велика беда. Ну, а на работу я завтра иду на рудник «Юма».
— Так тебя и примут там. Тебя теперь нигде не примут. За тобой полиция следит, околодочный уже был у соседей, о тебе расспрашивал.