— Браво-о!
— Хватай! Зубами хватай, язви его! — кричал дедок с седой бородкой, тот самый, что учил Леона, какой магарыч надо давать мастерам.
Парень напряг последние силы, поднялся еще на четверть и схватил сапоги-вытяжки.
— Это неправильно! До макушки еще не долез на пол-аршина! — закричал приказчик, и в этот момент парень быстро соскользнул вниз.
По толпе прокатились шутливые возгласы, смех, а дед с седой бородой удивленно сказал:
— Эх, язви его, снял-таки!
Приказчик подбежал к парню, сердито крикнул:
— Неправильно снял! Дай сюда вытяжки! — и вырвал их.
Парень лежал на земле. Он бессмысленно посмотрел на приказчика и закрыл глаза. Изо рта у него показалась кровь.
— Язви их с сапогами! Расшибся-то как! — раздался все тот же старческий голос.
Толпа умолкла.
Леон шагнул к приказчику, зло посмотрел на него и, ни слова не говоря, взял сапоги и отдал их парню с золотистой шевелюрой.
— На, — сказал он, и в это время его схватил за руку полицейский.
— Я тебе покажу, сволота, как нарушать порядок, — и дернул Леона за руку, но толпа рабочих, двинувшись на полицейского, угрожающе зашумела:
— Не трожь! Правильно взял.
Леон оттолкнул полицейского и скрылся в толпе.
«Насмешку какую устроили над нашим братом! А наш брат пьет и хвалит их, хозяев, и готов насмерть разбиться из-за сапог. Эх, взять бы топоры да все эти потехи на куски разнести!» — думал он, выбираясь из толпы пьяных, горланящих на все голоса людей.
Скоро он был на базаре, злой, голодный. Пошарив в кармане, на последние деньги купил две чашки борща, два ломтя хлеба и сотку водки.
Ольга с удивлением посмотрела на него, на водку и хотела было вернуть сотку торговке, но Леон строго сказал:
— Оставь.
— Ты будешь пить?
— Нет, любоваться буду, — недобро ответил Леон и, вылив водку в стакан, залпом выпил ее.
— Ешь скорее, а то опьянеешь, — тихо сказала Ольга.
Леон съел борщ и все же охмелел. Грузно поднявшись, он сделал несколько шагов и остановился.
Вокруг была толчея. Возле длинного ряда столов, заставленных чашками с борщом, с требухой, с вареной и жареной печенкой и бутылками с водкой, стояли харчевники — мастеровые люди, закусывали. Некоторые, запрокинув голову, глотали водку прямо из бутылки, другие опрокидывали стакан в рот, выпив, кряхтели и сплевывали. А поодаль валялись пьяные, и мухи роями сидели и ползали по лицам их, по губам.
Леон повел мутными глазами вокруг и вдруг яростно крикнул:
— За что измываются над людьми? За какие грехи жить не дают простому человеку? Нет правды на свете! Не-е-ту-у!
Некоторые обернулись к нему, пололи плечами и отвернулись, продолжая есть и шуметь.
Ольга потянула Леона за рукав.
— Лева! Леон, ты с ума сошел! Кому тут докажешь?
Но Леон стоял, как бык, и исподлобья смотрел на толпу бессмысленными глазами.
Из питейной вышел усатый полицейский, строго посмотрел на Леона, на Ольгу.
— Муж? — спросил он, выпятив живот и заложив руки назад.
Ольга кивнула головой.
— Веди домой. Не то переночует в участке.
Ольга что было сил дернула Леона за руку и повела с базара. Вела его под руку, а у самой слезы выступали на глазах от обиды.
У завода их догнал высокий худощавый человек с огромной рыжей бородой чуть не до пояса. Шутливо он заметил Ольге:
— Ай-я-яй! Такая молодая, а мужика уж тащит домой. Где работает?
— Не работаем мы, папаша, — смущенно ответила Ольга.
Человек с длинной бородой был Иван Гордеич Горбов, мастер доменного цеха. Замедлив шаг, он стал расспрашивать, откуда Леон и Ольга, и неожиданно сказал:
— Поговорю завтра с начальством, может, куда-нибудь устроим. А вот пить, сынок, не стоило бы, — незлобиво попенял он Леону.
Леон искоса посмотрел на него, крупного, розоволицего, с лежащей на груди огненной бородой, и ничего не ответил. Что-то не понравилось ему в этом благообразном, чисто одетом человеке, похожем скорее на церковного старосту, чем на рабочего. Но Ольга стала упрашивать Ивана Гордеича помочь их беде.
— Жить нечем, папаша, оттого он такой. А так он непьющий, — оправдывала она Леона. — А я вот в прислуги хочу поступать.
— Ну, это не работа, — возразил Иван Гордеич. — Завтра приходите к заводским воротам. Что-нибудь придумаем.
На следующий день Леон и Ольга пришли к заводу задолго до гудка. От Ермолаича они уже узнали, что Горбов — мастер и на хорошем счету у начальства. На всякий случай Ольга прихватила с собой полушалок, купленный незадолго до ухода с рудника. Жалко ей было полушалка, но делать было нечего, и едва Иван Гордеич подошел к ним, она неловко сунула белый полушалок ему в руки.