— Здорово, девчата! Не перемолотили еще камень свой?
— Не камень, а известняк, — поправила его Ольга.
— И не наш, а хозяйский, горло заткнуть бы им тому хозяину! — сказала высокая девка с землисто-серым, длинным лицом.
— Что это вы такие сердитые? Мало платят?
— А то много? Ваш брат по девять гривен получает, а мы — по шесть. На помаду только и заработаешь… — И девка сказала такое слово, что Леон только покачал головой.
— Да-a, востер у тебя язык, — недовольно проговорил он и строго добавил: — да дурной голове достался.
Ольга обернулась к долговязой девке:
— Ты хоть бы при парне язык попридержала. Стыдно слушать.
Леон достал кисет. Скручивая цыгарку, с легкой насмешкой сказал:
— Мы, хуторские, таким подол на голове завязывали.
Девчата и Ольга засмеялись, а девка блеснула злыми глазами.
— Сатана, а не парень. Хотела бы познакомиться с таким.
Леон бросил на нее насмешливый взгляд и, подмигнув Ольге, отошел в сторону. Ольга последовала за ним.
— Пойдем домой вместе, — предложил Леон. — Я подожду тебя за воротами.
Ольга вернулась к подругам, стала проворно бросать камень в дробилку. Движения ее были быстры, легки, будто в ней прибавилось силы. Девка посмотрела, как она ворочает тяжелые глыбы, сказала:
— Такого короля подцепить — можно и гору своротить.
— А тебе кто мешает завести себе такого же короля? — спросила Ольга.
Долговязая, худая девка опустила голову и ничего не ответила.
Вскоре раздался оглушительный рев гудка.
На работу встали девчата ночной смены, и Ольга пошла домой.
Шла рядом с Леоном и мучительно думала о том, почему вдруг он вспомнил о ней и не постеснялся зайти. Скучно ли ему стало, или дело какое есть — не понять. Одно было ясно Ольге: зря, совсем зря она сердилась на Леона и, как сказать, быть может, сама повинна в том, что он как-то отдалился от нее. Она вспомнила слова долговязой подруги и усмехнулась. «Да, хороший Леон. Мой Леон. Если не сейчас, то когда-нибудь, а все равно будет мой, мой!» — радостно думала Ольга.
Леон, заметив ее улыбку, спросил:
— Ты о чем-то, должно, хорошем думаешь, что смеешься.
Ольга вызывающе посмотрела ему в глаза, ответила звонко, задорно:
— Думаю про тебя.
— Значит, хорошо думаешь, раз смеешься.
— Хорошо.
Леон чувствовал: Ольга рада, что они опять идут вместе, и поймал себя на мысли, что и ему приятно итти рядом с ней. Он взял ее за руку и рассказал о своем разговоре с Ткаченко.
Дома Леон умылся, переоделся и сел на скамейку. Жена Ивана Гордеича, Дементьевна, налила ему борща и глиняную зеленую чашку, положила несколько ломтиков черствого, слегка цвелого хлеба, но Леон не ел, а думал об Ольге. Как ему вести себя с ней? «Сказать про Алену, про то, что я думаю жениться, — неловко. Не говорить — тоже нехорошо», — рассуждал он, не зная, как поступить.
Думы его нарушила Дементьевна:
— И об чем ты закручинился? Ешь, а то борщ остыл.
Она сидела на скамейке, скалкой разминала в чугуне гнилую вареную картошку, и от этого в комнате был такой запах, что Леону и есть расхотелось. Искоса посмотрев на старинный чепец на голове хозяйки, он подумал: «Суетится, как будто у нее целый двор скотины. А у самой коровенка да кабан — и все хозяйство». И ответил, садясь за стол:
— Жениться думаю, мамаша.
Дементьевна живо поинтересовалась:
— Уж не на Ольге ли, случаем? Я сама все хочу тебя надоумить, да не посмею, истинный господь. А уж невеста — тебе под стать.
Иван Гордеич тихо сидел под образами и, водрузив очки на большой нос, сосредоточенно читал, не обращая внимания на разговоры жены и харчевника. Но когда Леон сел за стол не перекрестившись, он мягко упрекнул его:
— Э-э, вот это уж не по-моему. Перед едой надо молиться, сынок.
— Я тоже приметила, — тотчас подхватила Дементьевна. — Ленится руку поднять, богу молитву сотворить.
— Это вам так кажется, мамаша, — ответил Леон.
Иван Гордеич внимательно посмотрел на него поверх очков. Он был человеком грамотным, любил читать про «жития святых» и, когда читал, требовал, чтобы в хате была тишина, чтобы Дементьевна не занималась стряпней, а слушала святое слово. Но сейчас Дементьевне было не до этого, потому что во дворе у порога визжал кабан, и Иван Гордеич читал про себя.
Обед у Горбовых состоял из зеленых щей, заправленных салом, и вареной на завтрак и теперь поджаренной картошки. Но сегодня Дементьевна подала и квашеного молока, и Леон был доволен обедом. Когда он встал из-за стола, Иван Гордеич опять заметил, что он только помахал рукой у лица, как бы крестясь, и спросил: