Леон сел на корточки, взял бутылку с пивом.
— Можно? Чье это?
— Пей, потом рассчитаемся, — ответил Вихряй.
Леон, медленно наливая пиво, сказал:
— Мне, к примеру, надо немного. Надо, чтоб меня не брали за горло атаманы да власти разные, а чтоб я сам распоряжался своей судьбой. А что вам, старым рабочим, надо — не знаю.
Он медленно выпил пиво, поставил стакан на траву и закончил:
— Не о том Иван Павлыч говорит. Жизнь надо переменить и на всяких кровососов узду накинуть, а то и вовсе порешить их — вот наша задача. Как сказали учителя рабочих Маркс и Энгельс: пролетариям нечего терять, кроме своих цепей, а завоюют они весь мир.
Никто не ожидал от Леона таких слов. Александров с усмешкой посмотрел на Ряшина и многозначительно переглянулся с Ткаченко и Вихряем.
— Ну, правильно Левка сказал? — спросил Ермолаич у Ряшина.
Ряшин выпил пиво, не сразу ответил:
— Молодец. Немного вперед забежал, ну, да это небольшая беда.
— То-то, знай шахтерских! А вперед — ничего, лишь бы позади не остался, — с живостью проговорил Ермолаич.
Вихряй налил еще стакан пива, подал Леону.
— Пей. За приятные речи угощаю бесплатно.
По поляне шел полицейский Карпов. Заложив руки назад, он неторопливо подходил то к одному, то к другому кружку, негромко покрикивал:
— А ну, расходись! Сейчас же очистить поляну!
Покрикивал, видимо, больше по привычке, но Ряшин сказал:
— Господин Карпов, что это вы так шумите? Здесь что, разбоем занимаются?
— Знаю я, чем вы тут занимаетесь. В моем околотке никаких сборищ чтоб не было. Не разрешаю!
— А много земли в твоем околотке? — съязвил Ермолаич.
Неподалеку показались еще два полицейских.
— Расходись, приказано! — вдруг заорал Карпов и тихо сказал: — Да пойте же что-нибудь, дьявол вас! Надзиратель идет, не видите?
Ткаченко высоким голосом громко запел:
Вечером к Горбовым громко постучали. Леон читал с Ольгой взятую в городской библиотеке новую книгу — сборник рассказов Максима Горького и никого не ждал. Он вышел во двор, окликнул:
— Кто там?
— Наконец-то! — послышался голос Оксаны.
Леон заторопился к воротам, открыл калитку и увидел Оксану и Луку Матвеича. Он расцеловался с Оксаной и виновато-сдержанно пожал руку Луки Матвеича.
— Ну и далеко же ты, хлопче, забрался. Два часа блуждаем, еле нашли.
— А я думал еще дальше забраться, да тут понравилось, — ответил Леон.
— Понравилось? Это хорошо, — проговорил Лука Матвеич.
Войдя в дом, он с удивлением посмотрел на иконостас Ивана Гордеича.
Горбовы приняли гостей Леона радушно, и хата наполнилась оживленными голосами.
Лука Матвеич, взяв книжку из рук Ольги, спросил:
— Про жития святых читаете? А Илье о другом писали.
Ольга посмотрела в сторону передней, где были Горбовы, ответила негромко:
— Это — они. А мы про любовь, «Макара Чудру» читаем. А писали Илье Гаврилычу… Значит, он все понял и вам передал?
Лука Матвеич улыбнулся.
Леон попросил Дементьевну приготовить какое-нибудь угощение:
— Ну, по рюмочке. Барышням вина бы надо достать сладенького, да не знаю, где — ночь на дворе. Одним словом, похлопочите, мамаша, а я потом заплачу. Это мои самые дорогие гости — сестра и учитель гимназии, — сказал Леон о Луке Матвеиче первое, что пришло на ум.
— Похлопочем, похлопочем, — ответила Дементьевна, довольная тем, что в их дом пожаловали такие богато одетые городские люди. — А вина можно взять у лавочника, тут рядом.
Пока Леон ходил за вином, Оксана рассматривала иконы, семейные фотографии на стенах.
— Честное слово, он тут монахом станет, — негромко проговорила она.
— Да, можно службу служить, как в церкви, — сказал Лука Матвеич и стал расспрашивать Ольгу, как они с Леоном устроились на заводе. Заметив, что Ольга то и дело бросает взгляды на Оксану и отвечает скупо, сказал:
— Оксана — сестра Леона, учится на женских курсах в Петербурге.
Леон еще при входе Оксаны в комнату заметил в ней резкую перемену. Это была уже не прежняя наивная, веселая гимназистка в скромном форменном платье, а богатая молодая женщина, умеющая держать себя спокойно, с достоинством. В дорогом сером платье, в митенках, в большой шляпе со страусовым пером, она показалась ему далекой и непонятной.
Дементьевна накрыла стол в горнице, выпила с гостями рюмку вина и удалилась в переднюю.
— Господи, никогда не видала такой красивой барышни. Что личико, что ручки, — как ангел! — умилялась она, бросая на Оксану через раскрытую дверь теплые взгляды.