— Вот что, дочка, — как-то сказал он ей, — это ни на что не похоже — так изводить себя. Пускай Леон женится, а ты делай вид, что это тебя не касается. Тогда и горе полегчает немного. Ты же шахтерка, а не прянишная барышня. Словом, не имеешь ты права так. Эх, жизнь наша! — неожиданно заключил он и удрученно покачал головой.
Ольга стала приходить домой во-время, но была молчалива, медлительна в движениях, безразлична ко всему вокруг. Однажды в городской библиотеке она встретила Ткаченко. Он спросил, куда вдруг исчез Леон, и она ответила: «Не знаю». Она никогда так не отвечала, потому что знала всегда, где Леон и что с ним. Теперь Ольга не хотела и слышать о нем.
Ткаченко подумал: «Что-то не того, не клеится у них. Никогда она не была такой хмурой и неразговорчивой», — но не стал допытываться, почему она стала такой.
Домой они шли вместе. Ткаченко, державший подмышкой томик рассказов Чехова, говорил:
— Понимаешь, «Душечку» никак не подкараулю. И «Драму на охоте» еще не читал; тоже, говорят, завлекательная вещь. Ты не читала?
Ольга не слушала его и не ответила. И опять Ткаченко не стал допытываться, о чем она думает. На другой день он пришел к Ольге почитать вместе и провел с нею весь вечер. Еще дня через два он пришел опять, сообщил, что приехал Леон с женой, и спросил:
— Как же это у вас так получилось? Мне казалось, что ты невеста Леона.
Ольга сделала над собой усилие, чтобы не разрыдаться, и с напускным равнодушием ответила:
— Мало ли что людям кажется…
— Все же вы удивительная пара, — продолжал Ткаченко, — приехали вместе, на работу поступали вместе, вместе на кружке всегда бывали, а выходит, вы просто…
— Читай, Сергей! — прервала его Ольга.
— Гм… Пожалуйста, слушай, — согласился Ткаченко и раскрыл книгу.
Несколько дней Ольга не видела Леона. Никогда еще ей так не хотелось взглянуть на него, но и никогда она так не избегала встречи с ним, как теперь. Встретились они случайно. После работы Ольге захотелось пойти в степь. И странно: не хотела она итти поселком, а какая-то сила потянула ее пойти мимо домика Горбовых. И тут, возле старого глинища, она увидела Леона. Вдвоем с Иваном Гордеичем, нагрузив тачку глиной, Леон вывозил ее из ямы. Иван Гордеич, помогая ему, тянул за веревку, привязанную к передку тачки.
Ольге нельзя было разминуться с ними, и она замедлила шаги. Иван Гордеич первый увидел ее.
— A-а, Оля! — приветливо крикнул он. — Иди скорей, поможешь, а то два мужика с одной тачкой не могут справиться.
— Вы бы еще пудов десять наложили в нее, — сказала Ольга, подходя к ним.
— А тут не менее десяти и лежит, глины этой, разрази ее гром.
Леон поднатужился, Иван Гордеич сильнее потянул за веревку, и тачка вышла на дорогу — огромная, доверху наполненная глиной. Леон рукавом рубахи вытер потное лицо, устало проговорил:
— Фу-у, чтоб ей ни дна ни покрышки, — и, не подымая глаз, спросил: — Куда это ты?
— Так, погулять вышла, цветов хотела нарвать на речке, — ответила Ольга.
Леон понял: цветы они рвали на речке, когда гуляли вместе. Он исподлобья взглянул на Ольгу и ничего не сказал. Видел он, как маковым цветом горело у нее лицо, как ревниво сверкали такие спокойные прежде голубые глаза. «Да, дела. Сердитая — страсть!» — подумал он и нерешительно пригласил:
— Пойдем, гостьей будешь у нас.
— Ну, раз зовут на новоселье, не откажусь, — сказала Ольга.
— До новоселья, дочка, далеко, — заметил Иван Гордеич. — Мы пока тот флигель приведем в божеский вид, полжизни тут в глинище положим. А все через Дементьевну. Хороший, говорит, будет флигелек, рази его гром.
Леон познакомил Ольгу с Аленой и сказал при этом: «Моя самая близкая знакомая, шахтерка, Ольга знаменитая». К чему он назвал ее знаменитой, Ольга не понимала, а слова «моя самая близкая» показались ей неуместными и даже обидными. Но она старалась казаться веселой, спросила у Дементьевны о флигеле и рассказала, что говорит о нем Иван Гордеич. А сама между тем с любопытством разглядывала Алену.
— Много понимает Иван Гордеич в наших женских делах… — говорила Дементьевна, шлепая босыми ногами по кругу глины, разложенной на земле. — Мы вот как приберем все в нем, во флигеле-то, так Иван Гордеич еще пожалкует, что сдал его. Правда, Аленушка?
— Правда, Дементьевна. Мужчины — они всегда тяжелые на подъем, когда надо что по дому сделать, — ответила Алена.
Вскоре Ольга ушла. Не на речку, как думала, а к Ткаченко. Шла и подбадривала себя: «А что я, на самом деле, раскисла? Что я, пришита к Леону?»
В первый же день, как Леон после свадьбы появился на заводе, во время обеда пришел он к Ольге в цех, отозвал ее в сторону и сказал: