С этими мыслями Леон пришел в прокатный цех.
Дневная смена мелкосортного стана заканчивала работу. Возле обжимной клети взад-вперед ползала раскаленная болванка. Вот красный брус железа огненным удавом вынырнул из валков и, сгорбившись, мягко упал на чугунные плиты пола. Вальцовщики схватили его длинными клещами, опять направили в валки, и он, мелькнув в облаках пара, исчез. Так, много раз проходя между валками, он становился все длиннее и тоньше.
Вот вальцовщик последней клети стана, Бесхлебнов, поймав клещами малиново-красную полосу, направил ее в щель, чтобы подать на другую сторону своему напарнику Зайцу, но привычная рука его дрогнула, из-за парящей воды, что омывала валки, щели не было видно, и полоса не пошла. Бесхлебнов нервничал, торопился, силясь направить в верхнюю щель, а нижняя пара валков все гнала и гнала к нему нескончаемую красную ленту. Вдруг она вырвалась из желобка, змеей взвилась под самую крышу и, падая на землю, в одно мгновение накрыла Бесхлебнова двумя петлями.
— Тика-а-ай! — крикнул Лавренев.
— Давай гудо-ок!
— Кле-ещи на плечо-о! — кричали другие, но их голоса терялись в неистовом грохоте стана.
Бесхлебнов, оставив в направляющей щели остывший конец полосы, ловким движением клещей сбросил с себя полосу и хотел перепрыгнуть через нагромоздившиеся вокруг него огненные петли, как вдруг валки увлекли конец ее в щель. Для всех стало очевидным: вот-вот, распутываясь, огненная полоса прижмет вальцовщика к стану и перережет надвое.
— Конец руби!
— Руби-и! — кричали со всех сторон.
Старшой Александров бросился к стану и, рискуя быть перерезанным, заработал топором.
Машина замедлила ход, в этот момент валки проглотили конец полосы: Александров успел перерубить ее.
Шатаясь, Бесхлебнов вышел на площадку, рукавом утер мокрое лицо. Плечо у него было обожжено, и на нем вздулись желтые водянки; спину от плеча до пояса пометили две коричневые полосы обгоревшей кожи. Его обступили вальцовщики, послышались голоса:
— Эх, дура-голова! Счастье твое, что успели перерубить полосу, — сказал Заяц.
— Да, быть бы тебе на том свете, парень, — посочувствовал дед Струков. — Прошлый раз Семку так же прижало — и пополам.
— Семку. А того молодого, — как его? — в живот ударила, а в спину вышла.
— Душегубы! Никаких заграждений нет, чтобы народ уберечь от смерти.
Леон качнул головой, мрачно сказал:
— В шахте бывало забурятся вагоны — и пропал человек, в лепешку раздавит. Так там хоть сразу убьет, а тут — прямо как кабана осмолило.
— Погоди, вот начнешь сам катать, и тебя пометит. Она новичков любит, штука.
Подошел полный высокий человек в суконной тройке, с блестящей цепочкой между карманчиками жилета. Он осмотрел обожженное плечо Бесхлебнова и со злостью проговорил:
— Раззява. Зря тебе голову не отхватило. А еще опытный вальцовщик! — И, обращаясь к Александрову, приказал: — Старшой, принимай смену. Перевалку будем делать на новый профиль-уголок.
Это был мастер Шурин.
Рабочие дневной смены пошли — кто к одежным ящикам за вещами, кто к бочке с водой умываться, а Шурин, отозвав Александрова в сторону, негромко заговорил с ним:
— Объяви вальцовщикам, подручным и печным, что, мол, с прошлого понедельника расценки снижены на гривенник за сотню болванок. Старшим расценки оставлены прежние, — добавил он.
— Позволь, ведь неделя-то уж прошла? — удивился Александров.
— Значит, уже неделю катали по новым расценкам, — невозмутимо ответил Шурин.
— Кто урезал?
— Начальник цеха. Ну, я пошел. Сначала делай перевалку, потом объявишь.
Александров остался стоять в нерешительности, не зная, что делать, как и что говорить товарищам. К нему подошел Леон, кивнув в сторону Бесхлебнова, угрюмо спросил:
— Как же это случилось, Александров?
— А так, что с прошлой недели расценки вам урезали. Гривенник с сотни болванок недополучите, — думая о своем, сердито ответил Александров.
— Постой, как это — урезали?
— А так: сегодня прокатаешь четыре сотни болванок — на сорок копеек получишь меньше, чем в прошлые дни. Да за сработанную неделю рублей пять вывернут, — сказал Александров и, взяв с собой несколько человек, пошел готовить стан для прокатки нового профиля металла.