— По цехам сейчас же! — сказал Ряшин. — Не допустить до погрома! Леон, ты в доменный. Ты, Щелоков, в костыльный, Александров со мной, в литейный. Ткаченко — к воротам.
— Вихряй пусть даст гудок, — предложил Леон.
Спустя немного времени, вбежав в котельную прокатного цеха, Вихряй тормошил кочегаров:
— Открывай пар! Давай гудок!
— «Ты чего?» — знаком спросил у него старший кочегар, не слыша его из-за шума в котельной.
— Чтоб плакал, понял? — крикнул ему ухо Вихряй. — Завод бастует!
И кочегар наконец понял. Глянув на манометр — стрелка его дрожала на цифре «30», — он подбежал к вентилю и открыл его.
Неистовый рев гудка, эхо которого по утрам за десять верст вокруг будило окрестные хутора и слободы, всполошил Югоринск тревожным гулом. Вот, точно переводя дыхание, он смолк и вновь, как раненый зверь, заревел, да так и не умолкал уже.
Слушал старший кочегар эти тягостные, нелюдские вздохи, дрожали от них земля и воздух, и сам он дрожал весь. Вспомнилась ему вся каторжная жизнь у этих котлов, и покатились по черным от копоти щекам горькие слезы. А гудок все стонал, все ревел странным, неслыханным еще ревом. И побежали люди из цехов, из домов, из землянок, испуганно озираясь вокруг.
— Пожар?
— Погибель?
— Радость или горе?
По цехам завода покатился клич:
— Бро-са-ай рабо-оту-у!
— Прока-атный ста-ал!
…Вот литейный цех. У самой двери литейщики наполняли опоку расплавленным чугуном. Неожиданно у порога, будто из-под земли, выросла группа рабочих.
— Товарищи, прокатный стал! — крикнул Александров.
Подбежал мастер Клюва, приказал ковшовым:
— Лей! Тут лей! — и толкнул подвешенный на кране ковш. Чугун полился на холодную землю и вихрем искр обдал всех и самого Клюву.
— Сволочь, что делаешь?
Клюву схватили за руки.
…Вот доменный цех. На литейном дворе, в облаках пара ходил человек с брандспойтом в руках, поливал только что выпущенный из домны металл. Группа рабочих у лётки держала наготове длинный лом с глиняной грушей на конце. Лётка оглушающе гудела, осыпала их фейерверком искр.
Неожиданно у дверей появились Ольга и Ермолаич.
— Не замуровыва-ай! Первая ста-ала-а!
Иван Гордеич подбежал к Ольге и, потрясая кулаками, крикнул:
— Вон отсюда! Я тебе не Левка!
Подоспевший Леон с вальцовщиками вырвал лом из рук рабочего и бросил в сторону.
— Завод бастует. На кого работаете? Станови-и дом-ну-у-у! — покатилось по цеху.
…Вот мартеновский цех. Шла завалка одной из печей. На площадку ворвалась ватага рабочих, и мартеновский цех огласился голосами:
— Туши-и пе-ечи-и!
— Громи-и!
Трое ребят подбежали к каталю, опрокинули вагончик с железным ломом!.
— Бросай! Чего боишься?
Начальник мартеновского цеха, инженер Бергунов, стоял у дальней печи. Увидев возбужденную толпу рабочих, он бросился к домнам вниз по узкой крутой лестнице, но второпях оступился и упал в яму, где сваливалась сажа из дымоходов. Сажа черным облачком взметнулась вверх и поплыла в воздухе. Бергунов, отплевываясь, выбрался из ямы и, заметив, что к нему бегут человек пятнадцать рабочих, исчез за первой домной.
— Че-орт! Лови его! — услышал он позади себя и во весь дух пустился к нижним воротам, а через минуту был уже на улице.
Помощник Бергунова, инженер Ремм, завидев толпу, заложил руки в карманы и строго сказал:
— Вон из цеха!
Его окружили, но он выхватил из кармана револьвер и выстрелил вверх.
Толпа озверела.
— И ты стрелять? В печь его-о!
— Проучить собаку!..
Инженера потащили к печам.
Через раскрытое окно средней печи виднелось ослепительное пламя. Увидев его, Ремм едва не лишился рассудка.
— Братцы, простите, погорячился, — залепетал он, и слезы покатились по его белым от испуга бритым щекам.
Рабочие глянули на окно. Страшно было бросать человека в кипящий пузырьками металл, и они поставили Ремма на ноги.
— Жидкий на расправу, начальник?
— Простите, братцы. Ради детей пощадите!
— То-то. Было б тебе, господин хороший, — сказал Лавренев и, разрядив револьвер инженера, швырнул его в печь, а в следующую секунду скомандовал: — К Галину!
Человек полтораста рабочих побежали за ним, крича и размахивая кусками железа.
— Стойте! Товарищи, вы погубите все, — встретил их. Ткаченко в воротах.
— Уйди, Ткаченко! — крикнул Лавренев, отталкивая его в сторону, но он стоял в проходе и никого не пускал.
— И ты за них? — толпа угрожающе двинулась на Ткаченко, но проход был узок, и Ткаченко сдерживал напиравших людей.