— Ухожу, Алена. Большие дела у нас начинаются, интересно, чем все кончится.
В больших красивых глазах Алены отразилась тревога.
— А тебя не арестуют, Лева?
— Не арестуют, я теперь тоже не лыком шит, — уверенно ответил Леон.
В калитку негромко постучали. Леон пошел было открывать, но вдруг остановился и сказал Алене:
— Если полиция, ты меня не видела и не знаешь, где я. Уйду огородами.
— Кто там? — выйдя во двор вместе с Леоном, спросила Алена.
В ответ послышался знакомый голос Луки Матвеича, и Леон, опередив жену, поспешил открыть запертую на задвижку дверь.
— Дорогой Лука…. — начал он и осекся.
Лука Матвеич вошел и тут же попенял ему:
— Я знаю, что у тебя хороший голос. Зачем же кричать?
— Забыл, никак не привыкну.
— Пора привыкать, Леонтий.
Леон представил Алене гостя:
— Учитель мой и вообще учитель.
Лука Матвеич ласково посмотрел на Алену, пожал ее мягкую руку и подумал: «Ничего дивчина, но очень ревнивая, кажется, даже на меня смотрит диковато. Бережет мужа от чужих людей».
— Невелик флигелек, — заговорил он, раздеваясь, — но для двоих, как говорится, рай и в шалаше. Так ведь, Алена Нефедовна?
— Почти что так, — согласилась Алена и в уме отметила: «Учитель, по всему видать. Из образованных. Мягкий, кажется, добрый человек. Откуда Лева знает его?»
— Ну, что у вас новенького? — присаживаясь к столу, как дома, спросил Лука Матвеич.
— Бунт у нас, — ответила Алена.
— Да ну-у? Бунт? — тоном крайнего удивления проговорил Лука Матвеич и попросил Алену: — Дай мне, дочка, стаканчик чайку, если есть.
Леон сделал знак, что надо торопиться, но Лука Матвеич не спеша продолжал:
— Кто же и против кого взбунтовался, интересно?
— Рабочие против хозяев, — отвечала Алена.
— Рабочие против хозяев. Это хорошо они сделали. И много рабочих?
— Весь завод.
— Весь завод! Ну, это уже совсем замечательно…
Алена, готовя чай, искоса посматривала то на Луку Матвеича, то на Леона и недоумевала: «Что тут хорошего, не понимаю».
Лука Матвеич обратился к Леону:
— Расскажи, Леонтий, как это случилось. Стачечный комитет есть? Стачка возникла сама собой, конечно? Что Иван Павлыч думает по этому поводу? Впрочем, сейчас у меня мало времени, после поговорим. Вот погреюсь чайком и пойду. Да и Алену можно перепугать нашими разговорами.
Алена в уме повторила: «Стачка, комитет. Ничего не пойму», — а вслух сказала:
— Я не дюже пугливая, не знаю, как вас по батюшке.
— О, это хорошо, дочка. Могу сказать даже, что ты мне такая нравишься. А по батюшке меня величают Матвеич, Лука Матвеич.
Леон, наливая чай, покачал головой и восхищенно подумал: «Какие они с Ильей! Ведь знает, что случилось, затем и приехал, а по лицу — поди, узнай, что у него на уме».
Но Лука Матвеич торопился по-своему. Пробыв у Леона ровно двадцать минут, он встал:
— Ну, проводи меня, Леонтий. Дело тут небольшое у меня к одному человеку. — А когда вышли за поселок, коротко сказал: — Теперь говори все.
Глава одиннадцатая
Лука Матвеич дорогой успел расспросить Леона о событиях на заводе. На квартире у Ткаченко они застали Ряшина, Александрова, Вихряя и Ермолаича.
Увидев Ермолаича, Леон спросил:
— А вы зачем бегали с дедом Струковым к дому директора?
— За умом, — ответил Ермолаич и, подняв рубашку, оголил спину. На ней от плеч до поясницы краснел кровавый след казачьей нагайки.
Лука Матвеич покачал головой:
— Вы тоже дрались с казаками?
— Нет, — ответил Ермолаич. — Лавренева хотел поднять, когда его есаул сбил, ну и полоснули, дьяволы.
— Сколько арестовали?
— Человек двадцать, а остальные разбежались. Чурбачова только что забрали.
Ряшин, сидя за столом, что-то писал на листке бумаги. В стороне на скамейке, опершись руками о колени, с низко опущенной головой сидел Александров. Ему казалось, что казаки приедут и за ним, что, быть может, они уже приехали и допрашивают жену. Он так задумался, что и не заметил вошедших. Леон подошел к нему:
— Об чем зажурился, Александрыч?
— О Сибири, — не отрываясь от бумаги, сказал Ряшин.
Леон удивленно посмотрел на Александрова, на которого он больше всех надеялся, и с сердцем проговорил:
— Ну и черт с ней, с Сибирью! Всех не пересажают.
Александров поднял голову, попросил закурить. Все знали, что он не курит, но никто не удивился его просьбе, и каждый с готовностью предложил свой кисет.