— Молодой, а уже в наставники метит, — усмехнулся Александров, неумело сворачивая цыгарку. — Не беспокойся, Александров не из трусливых и Сибири не испугается. Сибирь тоже русская земля.
Пришла Ольга и сообщила, что полчаса назад полиция арестовала кочегара, который давал тревожный гудок.
Вихряй нахмурился. Кочегаров бунтовал он, и вот уже у одного из них семья осталась без хлеба.
Лука Матвеич сел за стол, достал трубку. Набивая ее табаком, спросил:
— Какие цеха продолжают работать?
— Литейный, кирпичный и одна доменная печь из трех, — ответил Ряшин.
— И шахтенки заводские, — добавил Ткаченко.
— Сколько в тех цехах рабочих?
— Больше тысячи. Да теперь их вряд ли остановишь. Аресты испугали народ.
— Надо остановить, — спокойно возразил Лука Матвеич. — В железнодорожных мастерских знают о забастовке?
— Думаю, что знают.
— О нас теперь весь город знает, — с гордостью сказал Ткаченко.
— Это хорошо, но надо послать в мастерские, на другие предприятия и обратиться ко всем рабочим города с призывом присоединиться к стачечникам… Сколько у вас членов комитета? Как это вы собрались заседать, а не расставили дежурных, когда в поселке казаки, не установили пароль? — недовольно заметил Лука Матвеич и послал Ермолаича с Ольгой на улицу.
Ряшину не понравилось вмешательство Луки Матвеича в дела стачечного комитета. Оставив составление требований к директору завода, он пригласил всех сесть поближе к столу и сказал:
— Я советую прежде всего избрать председателя комитета, а затем обсудить план наших действий.
— Ты и будь председателем. Чего опять выбирать, раз в цехе выбирали? — подал голос Александров.
Никто против этого не возразил, и тогда Ряшин открыл заседание и рассказал о том, что, по его мнению, нужно делать стачечному комитету.
— Цехи, конечно, желательно остановить, — сказал он в заключение, — хотя теперь это будет трудновато сделать и может быть истолковано как насилие. Надо обратиться ко всем рабочим с воззванием, разъяснить причины нашей стачки и заявить, что поступок Лавренева является ошибочным и что рабочие не собираются прибегать к мерам насилия.
Лука Матвеич пыхнул дымом, вынул трубку изо рта и спросил:
— To-есть вы рекомендуете откреститься от товарищей, как от «насильников»?
— Просто заявить, что наша борьба ничего общего не имеет с действиями Лавренева. А вообще, как товарища, мне его жалко.
— Но в обращении надо ясно сказать, о какой борьбе идет речь.
— Об экономической пока что. Подрастем немного — перейдем и к политической, — невозмутимо ответил Ряшин.
— Это вы, конечно, вычитали в «Рабочей мысли»? — Лука Матвеич положил трубку на стол, встал и, пригладив усы, обратился к членам комитета: — Разрешите, товарищи, сказать несколько слов и мне, как представителю губернского центра партии.
Ряшин растерялся. Он знал, что Цыбуля наряду с экономическими обязательно выдвинет политические требования, а это не входило в его расчеты.
— Хотя стачечный комитет есть организация не политическая и не партийная, но пожалуйста, — быстро нашелся он.
И Лука Матвеич заговорил о том, что надо делать, чтобы стачка удалась.
После заседания стачечного комитета Лука Матвеич попросил Леона и Ольгу помочь ему перенести два больших чемодана, спрятанных в старой шахте.
Посоветовавшись, решили отнести груз к Степану Вострокнутову, жившему в хуторе, в пяти верстах от завода. Степан работал на заводе фурщиком, считался казаком и у полиции был вне подозрений.
Тяжелые чемоданы тащили с трудом и к хутору подошли и полночь.
Степан с удивлением встретил ночных гостей, но охотно согласился принять все, что нужно прятать от полиции.
Леону не терпелось поскорее увидеть «типографию», и он попросил Луку Матвеича показать ее. Лука Матвеич достал шрифт, какие-то жестяные коробки, флаконы с жидкостями.
— Это и есть типография, — пояснил он и открыл другой чемодан, в котором было три браунинга, патроны, книги, какой-то сверток. Леон взял револьвер, но Лука Матвеич отобрал его и, развязав сверток, протянул ему газету.
Леон прочитал:
— «Искра». Это что же такое?
— Это оружие похлеще браунингов, — ответил Лука Матвеич.
— «Искра», — опять прочитал Леон. — «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Так это же боевые слова Карла Маркса о пролетариате!
— А это и есть боевой марксистский орган российской революционной социал-демократии, орган нашей партии, — сказал Лука Матвеич. — Мы потом почитаем, а сейчас я нам покажу, как размножаются писаные прокламации. Типографскому делу вам придется учиться долго, а вот стеклографию вы сразу поймете.