Он присел к столу и особыми чернилами быстро переписал четким, убористым почерком предложенный им на заседании стачечного комитета текст обращения к рабочим Югоринска, потом снял со стены рамку с портретом Николая Второго и на стекле, смазав его особым составом, проявил текст. Затем отпечатал несколько экземпляров обращения в виде небольшой листовки, смыл фиолетовые строчки, вытер стекло и отдал портрет Степану.
Степан осмотрел поверхность стекла и усмехнулся:
— Ловко! На глазах у самого царя сделано.
Леон и Ольга взяли листовки, условились с Лукой Матвеичем о встрече и собрались уходить. Степан хотел было запрячь лошадь, но Лука Матвеич сказал, что этого делать не следует, и Леон с Ольгой ушли пешком.
Стоял густой туман, моросил мелкий дождь. Дорога была накатана и покрылась льдом. Леон попытался итти по ее обочине, но снег тут был рыхлый, и он проваливался в него по щиколотку.
— Лева, я хочу уехать на шахту, — неожиданно сказала Ольга.
Леону стало ясно, что Ольге тяжело. «Да, далеко зашло дело. Но…» — Не закончив своей мысли, он взял Ольгу под руку, и у него невольно вырвалось:
— Не уезжай.
Ольга положила на руку Леона свою, и они легко зашагали по дороге, настороженно озираясь.
Утром Дементьевна, разбудив Дороховых, тревожно сообщила:
— Гудка нету! Мы лежали, лежали с Гордеичем, как проснулись, а его все нету. Должно, и гудок забастовал, истинный господь.
Леон быстро оделся, позавтракал и пошел на завод.
— Харчи, Лева! — крикнула вслед ему Алена, но он только махнул рукой.
За поселком его поджидал Лука Матвеич. Выйдя на бугор, они остановились, посмотрели на заводские здания и не услышали обычного тяжкого гула. Лишь из высокой трубы кирпичного цеха валил густой черный дым, да над крышами литейного вихрились искры из вагранок. Из труб доменного цеха лениво струился беловатый дымок от холостой «калоши».
Вокруг не было ни души. Лука Матвеич улыбнулся:
— Хорошо. Стачечный комитет действует.
На табельных досках заводских ворот за металлическими сетками висели номера. Больше всего их было на досках литейного цеха, меньше — на доске доменного, совсем мало — мартеновского, механического, модельного, и ни одного номера не было на доске прокатного цеха. «Здорово!» — сказал про себя Леон и услышал позади голос сторожа:
— Шли бы вы, ребята, лучше за рыбой в Кислый кут.
Леон задорно тряхнул головой, сбил картуз на затылок и вопросительно посмотрел на Луку Матвеича.
— Пошли к литейному, я на Ряшина что-то не надеюсь, — сказал Лука Матвеич.
По пути им встретилась группа рабочих. Лука Матвеич остановил их:
— Вы куда?
Рабочие переглянулись и ничего не ответили.
— Не бойтесь, мы от забастовочного комитета.
— Домой идем, товарищ бастовочный комитет. Кирпичный стал, печи тушат. Видишь, дымище какой?
Лука Матвеич глянул на трубу кирпичного цеха и удовлетворенно кивнул головой:
— Ну, молодцы, товарищи! Помните: без приказа забастовочного комитета на работу — ни один! Только вот что: мы-то с вами бастуем, а костыльный чадит. Пошли останавливать!
Рабочие присоединились к Луке Матвеичу и Леону. По пути встречались новые группы рабочих. Лука Матвеич и Леон немного задерживались с ними, советовали не выходить на работу до распоряжения стачечного комитета, и люди, ободренные тем, что о них заботятся, что с ними все рабочие, поворачивали назад, а иные торопливо уходили с завода. Лишь один какой-то рыжебородый мужик хмуро спросил:
— А вы что за птицы такие, что пытаете, куда я иду?
— Трус! — бросил Леон презрительно, но Лука Матвеич так посмотрел на него, что он осекся.
Мужик почесал в затылке и проводил Леона и рабочих злым взглядом.
Возле костыльного, наклонив голову и о чем-то раздумывая, прохаживался Вихряй. Завидев Луку Матвеича, он подошел к нему и взволнованно сказал:
— Не могу уговорить, боятся бросать работу. Что будем делать?
— Ничего, сейчас попробуем. Кто может выключить дутье? — спросил Лука Матвеич.
— Я выключу моторы, — вызвался Вихряй.
— Хорошо. Остальные — в цех. Леону задержать мастера.
Вихряй побежал в моторное отделение, а Лука Матвеич и все рабочие ватагой направились в цех.
Вошли и остановились. Посреди цеха, выстроившись в длинный ряд, шумели невысокие квадратные камельки — нагревательные печи. Из многочисленных дыр их торчали железные прутья — заготовки, било синее пламя, и от него в цехе туманом стоял угарный газ. Но люди не замечали его. Подростки бегали от печей к прессам с раскаленными заготовками в руках, взрослые вставляли их в штампы и делали костыли, некоторые тащили тяжелые ящики куда-то в глубь цеха, и только мастер спокойно ходил возле прессов, заложив руки назад.