— Следующий!
— За ворота! Следующий!
— Пропущай!
К столу мастера Шурина подошел Александров. Шурин взглянул на него, хихикнул:
— A-а, господин старшой! Старшой забастовщик! Иди-ка вон туда, — кивнул он в сторону степи за заводом. — Там тебе, может, больше заплатят.
— Как то-есть «иди»? — спросил Александров.
— Тебе сказано — иди, значитца, иди, — сказал, подходя к нему, чубатый казак.
— Следующий! — кричал Иван Гордеич. — Фамилия? Номер? — И, найдя фамилию в списке, примирительно говорил: — Иди в цех. Да благодари бога и вперед думай своей башкой.
— Следующий! Фамилия? — раздавался рядом голос другого мастера.
— A-а, бунтовщик? За ворота, с собаками выть!
— Сам ты собака!
— Проходи, не задерживай, — выталкивал рабочего на улицу казак с винтовкой.
— Что ты меня уговариваешь? Ты будешь мою семью кормить? Изверги вы, богом проклятые!
Казак взял рабочего за руку и, оглянувшись, тихо сказал:
— Иди-ка добром да скажи своим, чтобы не очень буянили. Сотник приказал спуску вашему брату не давать.
— Следующий! Номер? Фамилия? — крикнул Иван Гордеич.
— Колосова Ольга.
Иван Гордеич глянул на Ольгу поверх очков, поискал в списке фамилию и показал крест, поставленный рядом с ее рабочим номером. Укоризненно покачав головой, он достал из кармана резинку и стер крест.
— Проходи.
Ольга отошла в сторону и остановилась, ожидая, пропустят ли Леона и Ткаченко.
— Следующий! Номер?
Шурин поднял глаза и, увидев перед собой Ткаченко, ухмыльнулся.
— Придется с девками, парень, работать тебе. У-у, крамольник! За ворота!
Ткаченко взял описок, посмотрел в него: рядом с его фамилией стоял жирный черный крест.
— Не задерживай, — сказал молодой казак и взял его за руку, но Ткаченко оттолкнул его:
— Кого защищаешь, станишник? Кровососов народа?
— Это что за речи? Взять! — крикнул, подходя, урядник.
Ткаченко выбежал на улицу и смешался с толпой.
— Следующий! А-а, — злорадно произнес мастер кирпичного цеха и повысил голос: — За ворота!
От стола пошла женщина, наклонив голову и тихо всхлипывая.
— Следующий! Номер?
— Пять тысяч четыреста один, — отчетливо произнес Леон.
Шурин поднял голову.
— А-а.
Сидевший рядом с ним Иван Гордеич наклонился к нему, заговорил над ухом:
— Мой. Я хорошо знаю, — услышал Леон.
Стоявшие сзади рабочие ждали, чем кончится разговор мастеров. Многие знали Леона по его выступлению в прокатном цехе, некоторым было известно, что он «стачечный комитет».
Мастер Шурин ткнул пальцем в список, развел руками:
— Не могу. Прав не имею, Гордеич.
Иван Гордеич потянул список к себе, хотел стереть крест, но Шурин отстранил его руку, что-то шепнул на ухо, и Иван Гордеич с укором посмотрел на Леона и покачал головой.
— За ворота, — объявил Шурин.
Леон взял список, показал рабочим большой черный крест против своей фамилии.
— Смотрите, что нам пометили хозяева! Кресты на голодную смерть нам приготовили! И казаки…
Плетка ударила его по плечу, а вслед за этим раздалась матерная брань.
— Мужицкое отродье! Арестовать! Чего рот раззявили? — прикрикнул урядник на казаков.
Казаки бросились к Леону, но на выручку подоспели Ткаченко, Щелоков, Данила Подгорный, оттеснили казаков, и Леон скрылся в толпе.
Урядник кричал, угрожал, но рабочие стеной преградили ему путь. И тогда опять засвистели казачьи нагайки.
Люди попятились от ворот, бросились в стороны, ругаясь в бессильной ярости и грозясь кулаками. Некоторые остались на месте и, вобрав головы в воротники, молча сносили удары и только вздрагивали всякий раз, когда на их спины опускалась нагайка, да исподлобья смотрели на казаков, на мастеров сверкающими, злыми глазами.
Падал мелкий, колючий снег, ложился белым покровом на землю, сыпался людям за шею. От него, от свиста нагаек и крика мастеров до самого сердца тело пронизывала невыносимая боль.
А воронье все кружилось и горланило над заводом.
До вечера Леон пробыл у Ткаченко. Много они говорили о причинах провала стачки, о расправах хозяина завода и властей с рабочими. Вспомнили, как все начиналось: выстрел Галина, раненого, лежащего в больнице Бесхлебнова, Лавренева и его товарищей, которым угрожала каторга. Лицо у Леона все больше темнело. Чем отомстить за все эти издевательства над народом? Хоть в какой-то мере дать почувствовать хозяевам и властям, что они могут жестоко поплатиться за свои злодеяния? И у Леона созрело решение: явиться на квартиру директора завода и расквитаться за все.