— Мне бы такую силу!
Леон усмехнулся:
— А что ты с нею делать станешь?
— Да ничего, просто быть сильной приятно.
Она была в темносинем шерстяном платье, в белом переднике, в черных шевровых полуботинках на шнурках. Заметив, что Леон с любопытством разглядывает ее и ходит вокруг, улыбаясь, она, оправив передник, пояснила:
— Это у нас форма такая. Ну, пошли наверх, я покажу тебе свои цветы.
Поднявшись по широкой лестнице на второй этаж, Леон следом за Оксаной вошел в гостиную и, остановившись перед огромным, в человеческий рост, зеркалом в золотой раме, посмотрел на свои грубые крестьянские сапоги, на потрепанный пиджак и штаны, мочкой свисающие на коленях, на красивую и чисто одетую Оксану. Стыд, боль и обида наполнили его душу. «Ну какой я ей брат и какое родство может быть между нами?» — готов был он воскликнуть, но промолчал и с мрачным видом направился вслед за Оксаной.
Дом Задонскова был полутораэтажным. Внизу находились кухня, кладовые, комната горничной, столовая и библиотека.
Наверху было пять просторных комнат. Первая, гостиная, представляла собой большую залу, обставленную мягкой мебелью в белых чехлах. На стенах были копии с картин Айвазовского, Репина, Левитана, на пианино, тумбочках и полочках у стен — статуэтки из белого мрамора, гипса и бронзы, на полу — огромный зеленый ковер с изображением льва. И тут же, у стен, по углам, — пальмы в деревянных крашеных кадках, филодендроны с огромными листьями, белолистный и зеленый панданусы, фикусы, цинерарии, аравийский жасмин.
— Да-а! — только и мог произнести изумленный Леон.
— Нравится? Тесновато немного от них, но летом они стоят вон там, — кивнула Оксана в сторону застекленной веранды и опустилась на диван.
Леон сел рядом с ней и поджал ноги, чтобы не были видны рыжие носки сапог.
— Ульяна Владимировна — как она, ничего? — спросил он. — Наряд-то у меня больно не городской.
Оксана улыбнулась, ласково потрепала его за плечо и, заметив, что он был одет в старый отцовский пиджак, подумала: «Последнее отец отдал. Надо будет прежде всего купить Леве костюм». А вслух ответила:
— Ты в гостях у сестры, а быть может, и жить будешь здесь. И, пожалуйста, чувствуй себя, как дома.
Леон достал кисет с махоркой и хотел свернуть цыгарку, но Оксана позвала горничную и велела ей принести папиросы.
Закурив, Леон стал рассказывать о событиях в хуторе, потом вынул из кармана постановление атамана и протянул Оксане:
— Читай. Тут сказано, почему я приехал к тебе.
Оксана прочитала бумагу, остановилась на словах «как нежелательный обществу» и возмущенно воскликнула:
— Безобразие! Кто дал право этому дураку Калине говорить от имени общества? Нет, этого быть не может! Я покажу постановление дяде, полковнику Суховерову, и вашему Калине влетит. Вот увидишь!
Леон взял у нее бумагу и, спрятав в карман, невесело заметил:
— Раз я приехал — значит может быть. А из-за меня надоедать твоему дяде полковнику не стоит. Если бы он землю нам дал да тягло. А так все равно в хуторе жизнь моя кончилась.
Оксана в душе не могла не согласиться с братом.
Некоторое время сидели молча. Настроение у Леона было невеселое. Мысль о том, где и на что жить, не покидала его ни на минуту. А Оксана ничего о работе не говорила. И он спросил:
— Как тут с работой? Куда мне подаваться теперь? Ты не говорила с Ульяной Владимировной?
Оксана приезда брата не ожидала и к нему не приготовилась.
— Мама придет — тогда поговорим. Я думаю, ты пока поживешь у нас, отдохнешь, а тем временем мама все устроит, — заверила она.
Эти слова не успокоили Леона. Он чувствовал: чужой он в этом доме и ему решительно нечего здесь делать. Все эти картины, цветы, мягкая мебель, безделушки казались ему чем-то далеким, непонятным и только раздражали его. Ему надо было думать о работе, о квартире, о куске хлеба, а не проживать тут на положении бедного родственника. Неужели сестра не понимает этого?
Оксана сыграла на пианино, спела романс. Потом велела горничной подать завтрак и, когда Леон поел, пошла показать ему город.
Вернулись они уже под вечер. Ульяна Владимировна давно поджидала их.
— Наконец-то! Леон, вероятно, устал с дороги, голоден, а ты вздумала водить его по городу, — сказала она и распорядилась подавать обед.
— Мы поели, Ульяна Владимировна, так что спасибо, — поблагодарил Леон.
— Вы завтракали, а сейчас будем обедать. Лишний раз покушаете — от этого вреда не будет.
«Если есть что — конечно, можно», — мысленно согласился Леон.