— Я пришла, Илья Гаврилыч, вы велели, — робко сказала Ольга, войдя в конторку, и тихо прикрыла за собой дверь.
Чургин красным карандашом наносил на план шахты данные о продвижении уступов за последнюю неделю. Не отрываясь, он пригласил ее садиться, весело спросил:
— Ну, как жизнь молодая? Скоро ли на твоей свадьбе пьяным напьюсь?
— Как жениха найдете, так и напьетесь, — присаживаясь на табурет, бойко ответила Ольга. — Только женихи нынче повелись такие, что и гостям ничего не останется, все сами вылакают.
Чургин рассмеялся.
— Вылакают, говоришь? А мне одну чарку — и в стельку пьяный буду.
— Вы же не пьете.
— Нет, выпиваю.
— Ну, а если выпиваете, так я с женихом на водку не заработаю. При вашем росте… — она постеснялась договорить: «ведро водки надо», но по добродушному лицу Чургина видела, что он понял это, и ей стало неловко за свою шутку. «Вот дура, ляпнула, а теперь он что подумает?» — мысленно пожалела Ольга.
— Значит, ведро надо по моему росту? Это ты зря.
— Да я и не говорила так!
— Уж на чарку как-нибудь заработаешь. Кстати, тебе, кажется, штейгер хорошую работу и прибавку обещал? Или так, болтает? Хотя такой… — он свернул чертеж в трубочку, положил его в шкаф и, взяв со стола толстый карандаш, стал чинить его маленьким ножичком. — Такой негодяй зря обещать не станет, — проговорил Чургин, не глядя на Ольгу, — особенно девушкам. С мужчин он просто деньгами берет. Ты знала об этом?
Ольга почувствовала, как по телу ее побежали мурашки, точно к нему кусок железа холодного приложили, потом ей стало жарко. Она опустила голову.
Круглая сирота, выросшая нянькой возле люльки с чужим ребенком и ведра с половой тряпкой, она пришла на шахту с единственным желанием заработать на кусок хлеба и как-нибудь дожить до такой спасительной поры, когда найдется хороший человек и она обретет свой семейный угол. Но и на шахте счастье не улыбалось. За сорок копеек она ежедневно перевозила шесть железнодорожных вагонов угля, и для того, чтобы купить теплую кофточку на зиму, должна была месяц жить впроголодь. А ей хотелось купить себе гетры, сделать хорошую юбку, кофточку, такую, как сделала Анна, — дорогую, из тонкого шелковистого батиста. Теперь она знала, какой ценой заплатила Анна за кофточку.
— Я никому не делала зла, — сказала Ольга тихо. — Так почему же мне не дают спокойно заработать на несчастный кусок хлеба? Разве я виновата, что мне хочется есть?
Чургин вздернул брови, взглянул на карманные часы, потом ответил:
— Не то говоришь, Ольга. «Никому зла не делаю». Ну и что же? Зла не делаешь, вагонетками ворочаешь не хуже мужика, богатства хозяину добываешь. А тебя вот возьмут да и прогонят с работы.
— Как это «прогонят»? — испуганно спросила Ольга. — За что?
Чургин убрал со стола бумаги, оделся и собрался уходить.
— За что прогонят, спрашиваешь? А так — за здорово живешь. Они ведь хозяева, а вас тыщи таких. Кого захотят, того и возьмут на работу. Пошли! А то сын спать ляжет. Ты видала моего сына? Герой! Красненький такой, маленький, как перчик.
— А вы дочку ожидали, Варя говорила.
— Это я так говорил, чтоб Варе нравилось, а в душе сына хоте-ел, — протяжно произнес Чургин, запирая конторку.
Ольга улыбнулась. Странно было слышать от Чургина такие речи. В представлении всех он был такой суровый, грозный, а вот разговорился, точно после хорошей чарки. И она опять вспомнила о Мартынове: «Если бы Женька был такой. Счастливая Варя!» И Ольга не заметила, как у нее улеглась тревога, с которой она шла сюда, к старшему конторскому десятнику.
Они вышли на улицу. Кругом густела ночная темень. Дождь как будто немного унялся, но облака спустились ближе к земле, и из них, как через сито, продолжало моросить.
Блуждая в темноте, где-то над шахтой, над поселком тревожно перекликались гуси.
Изредка возле шахтных построек вспыхивала чья-либо коптилка и сейчас же скрывалась.
— Темновато маленько. Не заблудимся, как думаешь, Ольга? — спросил Чургин.
Он шагал крупно и то и дело предупреждал:
— Лужа. Держись за мной.
— Неужели вы что-нибудь видите, Илья Гаврилыч?
— Ничего. Но пытаюсь.
Несколько минут шли они молча. Под ногами шумно чавкала грязь, струями брызгалась вода, обдавая одежду. Вдруг Чургин остановился, и Ольга головой коснулась его спины.