— Я, — отозвался молодой.
— Оставь свою пушку здесь. Быстро спрячь в сарай собаку и возвращайся сюда, — распорядился Ефим. — Саша, не своди с него глаз.
— Да я не убегу, — буркнул парень. — Только вы, хлопцы, лучше уж повяжите нас. А то полиция запорет.
— Это потом. Иди!
Пока тот прятал в сарай своего пса, Ефим узнал от старого, что настоящий патруль — два полицая, — сидит недалеко, в доме, греется самогоном. Но скоро должен тоже выйти на улицу.
Забрав винтовку и повязав мужиков, разведчики пошли к пятому отсюда дому. Еще издали услышали тихий говор выходящих из дому людей. Подойдя к калитке, над которой раскинул огромный шатер старый дуб, партизаны застыли, как часовые.
— Те барбосы теперь спят где-нибудь, — еле ворочая языком, заговорил один полицейский, скрипнув легкой дверью на крыльце.
— Я йи-йим пок-кажу спать! — погрозился другой, споткнувшись обо что-то.
Распахнув калитку, он перекинул винтовку за плечо и обернулся, протягивая руку к напарнику, наверное, что-то хотел попросить. Но тут же икнул и стал валиться на бок, нелепо обводя рукой вокруг. Второй рванулся было к нему. Но удар по голове свалил его к ногам первого.
Саша быстро метнулся от дома к дому, туда, где остался отряд.
Пулеметный огонь брызнул одновременно с громоподобным взрывом связки гранат, брошенной в окно комендатуры, в окно той самой большой комнаты, в которой спали полицейские. В то же мгновение здание комендатуры осветилось вспыхнувшими с двух сторон яркими большими факелами. Какой-то полицай выбросил в окно гранату. Из другого окна ударил тяжелый шкодовский пулемет, затрещали винтовки. Стреляли вслепую, в сторону ворот, откуда могли ворваться те, кто поднял переполох.
Раздалось еще два взрыва гранат, теперь уже на крыше дома. И туда же, в проломы стропил, словно огненные змеи, полетели один за другим ярко пылающие факелы.
Потом здание начало освещаться каким-то постепенно усиливающимся светом, словно накалялось изнутри, неожиданно над крышей взметнулся огромный язык пламени, и весь дом заполыхал.
С диким криком и стрельбой из комендатуры выбегали уцелевшие полицаи. У самых ворот они падали один на другого, загораживая собою проход.
Но вот кто-то здоровенный стал отваливать трупы от ворот. Потом протиснулся в калитку. Ползком стал быстро перебираться через ярко освещенную пожаром улицу.
Никто не стрелял. Никто не препятствовал его бегству. И на противоположной стороне улицы он, наконец, вскочил и одним броском влетел в кусты сирени, прямо в крепкие, железно схватившие его руки партизан.
— Арестованные в здании остались? — спросил его суровый голос. — Быстро отвечай!
— Двое.
— Где они?
— В подвале, — ответил полицай.
— Ты кто?
— Я? Ну… рядовой полицай.
— А где комендант Гарабец?
Полицай почти шепотом ответил:
— Пополз вдоль забора, он раненый, далеко не уполз еще.
— Мигом в подвал! — приказал полицаю суровый голос. — Если спасешь заключенных, получишь свободу. Быстро!
Когда полицай вбежал в горящий дом, Михаил послал двоих партизан в ту сторону, куда уполз комендант.
Через некоторое время вместе с клубами дыма из дверей комендатуры выбежали трое.
Михаил послал двух партизан навстречу бегущим из огня.
У арестованных хватило сил только вырваться из горящего здания. За калиткой они попадали, вконец обессиленные. Партизаны и выведший их полицай помогли этим людям перейти улицу. Это были совсем юные парни, с избитыми до синевы лицами, с окровавленными руками. Их усадили на лавочке возле дома, освещенного пожаром.
— Товарищи! — обратился Михаил к измученным парням. — Скажите мне правду, этот, что вывел вас, рядовой полицай или комендант?
— Писарь, — в один голос ответили бывшие узники.
— Он над людьми издевался?
— При мне он только записывал, что я отвечал коменданту, — ответил один.
То же самое подтвердил и другой.
— Товарищ командир! — издали послышался голос подбегающего Саши. — Ведут самого Гарабца!
— Потерпите еще минутку, братцы, — обратился Михаил к освобожденным. — Надо опознать коменданта. И мы вас отвезем к нашему врачу…
Голова упрямо свешена на грудь к правому плечу. Край нижней губы злобно закушен. Левая бровь дико вздернута.
Таким предстал комендант речицкой полиции, когда его привели.
— Это и есть Гарабец? — спросил Михаил освобожденных парней.
— Он, гад! — ответили те в голос.
— Судите его сами, товарищи! — опять к бывшим арестантам обратился Михаил. — Вы лучше нас знаете его преступления и меру наказания.