Зажав в пригоршнях разбухший в воде хлеб, мальчишки побежали на зов неизвестного.
В зарослях ольхи они увидели военного, беспомощно лежавшего на спине с перебинтованной ногой.
— Дяденька, с самолета упали? — вскрикнул Миша.
— Нет, в бою был ранен. Товарищ притащил меня сюда и ушел в село за едой, но, видно, попался сам. Второй день нету. Погиб где-то. Из-за меня.
— Дяденька, а вы поешьте хлеба, потом у вас силы прибавится и все расскажете, — предложил Коля, протягивая свой хлеб.
— Хотите, мы перетащим вас в свой тайный дот? Там сухо, и дождь не попадает, — предложил Миша.
— Вы ж не поднимете меня. А сам я теперь не могу даже ползти. Нога совсем отяжелела. Видно, заражение крови.
У Кольки от последних слов глаза покраснели. Он вскочил.
— Заражение крови! Это знаешь как страшно! — воскликнул он, глядя в лицо друга, тоже перепуганное и беспомощное. — Бежим скажем Софье Ивановне.
— Правильно! Она и ночью пойдет, не побоится, — обрадовался Миша счастливой догадке.
— Кто это? — спросил раненый.
— Наша фельдшерица. Ее муж в Красной Армии, а она тут живет, прячется от немцев. Полицаи ее пока не трогают, потому что им она тоже нужна, — сказал Колька, и оба стремглав помчались в глубь леса, где уже слышался нетерпеливый крик заждавшегося Яшки.
Проснувшись, Стародуб открыл глаза и тут же зажмурился от яркого солнца. Полежав еще немного, он, чуть-чуть приподнял веки и сразу понял, что свет падает через дверь. Значит, он в помещении. Посмотрел вверх — потолок из двух сухих бетонных плит. Значит, это тот дот, о котором говорили мальчишки. Посмотрел направо вдоль стены и в удивлении поднял голову. Что это? Откуда столько оружия?! Вдоль стенки в стройном ряду стояли русские и немецкие автоматы и винтовки. В левом углу блестел обильно смазанный пулемет «максим». На стволе его висел немецкий котелок с водой. Вдоль дальней стены в ряд лежали в два яруса отличные кавалерийские седла. Пол был выложен желтыми кирпичиками, похожими на куски хозяйственного мыла.
«Неужели тол? — удивился Стародуб. — Да, тол. Ну и хозяйственный народ».
Почти у двери на старом коврике лежали гранаты и две мины к батальонному миномету. Все было разложено и расставлено в безупречном порядке. И Стародуб невольно воскликнул:
— Молодцы! Молодцы ребята!
Тотчас послышался слабый шорох за дверью и ласковый, уже знакомый Стародубу мальчишеский голос:
— Проснулись, товарищ командир?
И на пороге в сиянии горячего солнца показался Миша.
— Здорово, друг мой. Но почему ты называешь меня командиром? Может, я даже и не военный совсем.
— Утром, когда мы пригнали коров, фельдшерица наказала нам, чтоб мы вас берегли пуще своей жизни, потому что вы большой военный начальник. Значит, командир.
— А она-то откуда это взяла?
— Вы сами все рассказали ночью, когда у вас был жар.
— Ну что ж, раз проговорился, так тому и быть. Но лучше, если ты и твои друзья будете меня называть просто Сергей Петрович.
— Есть, товарищ командир, называть вас просто Сергей Петрович! — приложив руку к пилотке, воспользовался Миша, может быть, единственной возможностью показать свою военную выправку. — А я Миша.
— Что мы будем дальше делать, Миша? — как-то уныло спросил Стародуб.
— Придет время, будем воевать! — хитренько кивнув на свои трофеи, ответил подросток. — А пока что вам нужно только кушать и спать. Кушать и спать. Фельдшерица сказала, что у вас полное истощение. Ни кровинки не осталось.
Миша выскочил и тут же вбежал с котелком, прикрытым белой тряпочкой.
— Вот суп, я уже несколько раз его подогревал. Я вам положу что-нибудь под голову, чтоб удобно было есть.
— Ничего не надо, я сяду.
— Нет! Нет! — в ужасе закричал Миша. — Вам же сделали операцию в ноге и на боку. Вы не помните, потому что, как вас положили на носилки, сразу потеряли сознание.
— А ты и это знаешь?
Миша подложил под голову больного сложенную вдвое шинель, лежавшую рядом с носилками, и, поставив на грудь ему котелок, дал маленькую деревянную ложку.
— Кушайте, а я расскажу, — подав кусок мягкого хлеба, Миша присел на порожке. — Я ведь не надеялся, что мне так повезет. Я только вернулся с коровами, отец мне сердито: «Почему так поздно да отчего ты такой взъерошенный?» Я молчал, молчал, а потом и бабахнул: «Не скажу! Это тайна, а ты сам учил хранить тайну до смерти!» Ну и пристал он.
— А кто у тебя отец?
— Учитель. Только сейчас он не работает и не будет. Ему легко отвязаться от фашистов, он без одной ноги. Это у него после Хасана. Помните?