Знамя для этой горстки блуждающих по лесам воинов было теперь не только символом воинской чести и доблести. За этим словом стояла Родина, зовущая, словно мать, попавшая в беду.
Стрельба позади все усиливалась. Над лесом просвистело несколько мин. Взорвались они в разных местах, далеко от цели. Немцы, видно, открыли обман, прорвались на остров и стреляли через болото наобум.
Лодка подплывала к знакомому месту. Михаил сидел на носу и внимательно смотрел на деревья по правому берегу, искал то единственное, за которым нужно повернуть направо, чтобы причалить против лагеря. По мере приближения к нему Михаил чувствовал, что сердце бьется все сильней, а во рту сохнет, как в жаркий день, и думает он больше всего о воспитательнице, оставшейся в этой глуши с осиротевшими детьми. Бледная, очень красивая, стоит она на берегу и ждет его.
«Черт возьми! — выругался Михаил про себя. — Неужели влюбился? Нашел время!»
Вот и старая, наклонившаяся к воде ольшина с зеленой бородой мха под нижней веткой. По знаку Михаила лодка круто завернула вправо и, прошуршав по чахлому камышу, уткнулась в торфянистый берег.
Михаил выскочил на берег и тут же услышал над самым ухом:
— Стой! Кто идет? Пароль!
И хотя голос был явно детский, Михаил невольно схватился за пистолет. Но тут же узнал Адамчика, стоявшего в дупле старой огромной вербы. Мальчишка весело улыбался.
Лагеря Михаил не узнал. Слева, по ходу от реки, было повалено еще несколько огромных берез и елей, создававших довольно надежный барьер, А справа одна за другой бойко выглядывали из земли оконцами три землянки, сделанные по всем правилам строительства таких жилищ. Крыша каждой землянки была обложена дерном и сливалась с землей, покрытой травой. То, что это землянки, выдавали только оконца, поставленные прямо над землей, да двери, тоже до половины скрытые под землей. Даже дымоходы были замаскированы сверху корявыми березовыми ветвями.
— Да когда ж это вы успели построить? — удивленно спросил Михаил.
— Одну еще до прихода ваших. А две уже вместе, — гордо, словно был главным в этом деле, ответил Адамчик. — Дерн носили мы сами, ребята.
— А окна, двери откуда?
— Когда лили сильные дожди, товарищ комиссар плавал куда-то на лодке и привез. Даже кирпичей достал для печки. Наверно, из заброшенного дома.
«Да-а. Батальонный комиссар превратился в начальника хозяйственной части этого детдома», — подумал Михаил и вдруг остановился в растерянности.
Из ближней землянки выскочила Эля в сопровождении троих ребятишек.
Мальчишки ухватились за Михаила, как за родного. А Эля остановилась на почтительном расстоянии и, вытирая пальцем слезы, смотрела на него с нескрываемым восторгом. На несмелое приветствие Михаила она одними губами прошептала:
— Хорошо. Ой, как хорошо, что вернулись…
Не находя, что ответить, Михаил виновато оглянулся и тихо промолвил:
— У нас тяжелораненый там, в лодке.
Эля тут же побежала к речке.
А из землянки уже выходили знакомые и незнакомые партизаны.
Наступили холода. Лужицы по утрам покрывались прозрачным хрусталем. И Стародуб стал опасаться, что затепло не успеют забрать знамя, а когда земля промерзнет, да еще и снегом покроется, искать будет труднее.
И вот в одно холодное утро, когда дыхание приближающейся зимы стало особенно явственным, он сказал Михаилу, что надо готовиться к походу.
— Правильно! — обрадовался Михаил. — Вы нарисуете карту, а мы сами найдем. — Да, клад графа Монте-Кристо был вон в каком тайнике, и то нашли. А уж на своей земле-то не отыскать, — уверенно заметил Володя Кравчук.
— Сокровища графа Монте-Кристо охранялись только морскими прибоями да чайками, — задумавшись, возразил Стародуб. — А наш клад, может быть, теперь под гусеницами фашистских танков. Знамя спрятано в окопе, недалеко от наших казарм. Немцы могут воспользоваться нашими казармами…
— Это верно, — согласился Дмитрий Артемьевич, — И все-таки мы пойдем без вас, дайте только подробный план.
— Нет, я сам буду искать.
— Тогда это будет не скоро, а зима на носу.
— Мы поплывем на лодках. За неделю доберемся, и я за это время на ноги встану.
— Это рискованно, — заметил Чугуев, — рана у вас серьезная, так скоро не заживет.
— Поверьте мне, — умоляюще глядя в глаза батальонного комиссара, говорил Стародуб, — я чувствую, что скоро начну ходить. В лодке я поправлюсь. Ведь плыть целую неделю.
Но на стороне Чугуева оказался весь отряд, и пришлось Стародубу чертить план места последнего боя да рассказывать все, что помнил о местности…