Леон взял письмо, торопливо прочитал его. Лука Матвеич сообщал о начавшейся всеобщей забастовке шахтеров и намеками давал понять, что восстание — дело ближайших дней. «Продержитесь немного, — писал он, — шахтеры помогут».
— Хорошо, очень хорошо, — удовлетворенно проговорил Леон. — А мы продержимся. — И, помолчав немного, спросил — Оксана, я слышал, тоже там? Как она?
— Не пойму я ее, — ответила Ольга, — С Яковом порвала, а хочет везти его в Харьков в больницу. Его какой-то черносотенец ножом пырнул.
— Черносотенец? Якова? Чудеса! — усмехнулся Леон, но тут же нахмурился и сказал: — Да… Жаль. А я думал, что у нас все покончено с Загорулькиными.
Ольге никогда так не хотелось спросить Леона: «А у тебя как с Аленой?», но она подавила в себе это желание и, взяв его под руку, негромко сказала:
— Пойдем, там динамит лежит, в крайней хате. И мне надо торопиться.
— Никуда ты больше не поедешь, — сказал Леон и слегка привлек ее к себе.
Ольга прижалась к нему, робко, как-то неловко, и у нее все закружилось перед глазами. Наконец-то они опять вместе!
3
На одной из улиц дружинники укрепляли баррикаду. Дед Струков и Иван Гордеич, желая использовать во дворе все, что можно было, наконец выкатили из погреба бочку с помидорами. Но их увидела Дементьевна, выбежала вслед за ними со двора и подняла крик.
Однако Иван Гордеич и дед Струков молча продолжали свое дело, вполголоса торопя друг друга:
— Скорее, а то отымет, — гудел Иван Гордеич, катя бочку.
— Да я и так поспешаю, язви ее. Ты шибчей работай ногами.
Дементьевна настигла их, схватила Ивана Гордеича за руку.
— Ну, с чем я теперь буду варить борщи рабочим солдатам? Да поставьте вы ее, я хоть яблочки выберу из нее, — жалостливо и голосисто заговорила она.
— И такое выдумает! В них вся сила от пули, — возразил Иван Гордеич и ударил бочку ногой. От сотрясения крышка вывалилась, и помидоры посыпались на белый пушистый снег.
Дементьевна всплеснула руками, забежала вперед.
— Пропали, — готовая заплакать, воскликнула она и стала собирать помидоры в фартук. Потом вдруг резко, повелительно сказала: — Поставьте мне сейчас же кадушку на место! Не то я такой морс сделаю об ваши головы, истинный господь!
Пробегавшие мимо ребята-дружинники шутили:
— Так их, Дементьевна, так!
— Ты смелей, смелей иди на них, мамаша! Это войско старинное, прямого натиска не выдержит.
— И я ж говорю: такое добро и по дороге раскидывать! — ободрилась Дементьевна и хотела отстранить от бочки деда Струкова, но он обозлился:
— Вот что я тебе скажу, кума: уйди ты с революционной дороги, язви те с твоими помидорами! Не доводи до греха, велю тебе, — повысил он голос и, взяв Дементьевну за руку, отвел ее в сторону. Потом вернулся и тихо сказал Ивану Гордеичу: — Давай шибчей, а то как вернется, опозорит нас перед всем рабочим войском и на самом деле побьет…
Вдруг грохнул разрыв снаряда. Комья снега и земли взлетели к небу и скрыли Дементьевну.
Иван Гордеич и дед Струков заторопились и быстро покатили бочку по дороге, точно и рады были, что Дементьевна отстала от них.
— Уби-ли-и! — раздался крик женщин.
Иван Гордеич бросил бочку, разогнул спину и увидел: на снегу, возле черной воронки, лежала и корчилась от боли Дементьевна.
Он подбежал к ней, и тело его затряслось от беззвучных рыданий.
Раздался новый взрыв снаряда, потом еще и еще, и поселок наполнился отчаянными криками, окутался дымом.
А Леон стоял на коленях рядом с Ольгой и дедом Струковым за первыми баррикадами. Недалеко от него перед баррикадой Рюмин прилаживал к своим бомбам провода от телефонного аппарата. Лицо его было бледно, сосредоточенно; казалось, он не обращал никакого внимания на разрывы снарядов, потому что делал все спокойно, не торопясь. Леон подумал: «Пропадет ведь», — и крикнул:
— Леонид! Немедленно за баррикаду!
Рюмин оглянулся и продолжал свое.
— Что он, смерти ищет, что ли? — спросила Ольга.
Рюмин наконец соединил провода, протянул их за баррикаду и тогда, опустившись на снег, сказал:
— Ну, теперь можно и отдохнуть… Товарищи, дайте закурить!
После артиллерийского обстрела казаки, рассыпавшись цепочкой, устремились на поселок. Человек двадцать, подняв сверкающие клинки, галопом мчались к баррикаде.
— Без моей команды не стрелять! — строго сказал Леон и посмотрел на бугорок снега, за которым притаился Щелоков.
Казаки стремительно приближались к поселку.