— Ра-а-а! — неслось со всех сторон угрожающим эхом.
Страшна казачья атака. Бешено скачущие кони, сверкающие клинки, все нарастающий шквал криков рождали такой страх, который добирался до самого сердца, и казалось: вот-вот кто-нибудь не выдержит, встанет и побежит. А тогда… Леон знал, что будет тогда, потому что он вырос среди казаков и не раз видел скачки и рубку чучел. Но дружинники лежали и ждали.
Вдруг один из казаков, скакавших к баррикаде, упал, и тогда лишь донесся гулкий выстрел Щелокова. Потом еще один казак свалился с седла, а вслед за ним упала и лошадь.
— Браво Щелокову! — крикнул дед Струков.
— Круши-и-и их! — донеслось от казаков, которые, объехав Щелокова, направили коней в улицу.
— Казаки, на кого идете? — поднявшись, крикнул Леон, — Мы боремся за свободу всего народа! Рубите своих офицеров! Да здравствует революция!
Казаки остановили лошадей. Один с рыжей окладистой бородой крикнул:
— Круши их! — Но его не послушали, и вся группа повернула обратно.
Дружинники ликующе закричали:
— Браво, станичники!
— Ура-а-а!
А когда казаки ускакали, дружинники подобрали раненых и понесли их в хату.
— Эх, голова! Спасибо скажи, что я плохо вижу, а то распрощался бы ты с белым светом. А за что? За что ты должен был голову свою класть? — говорил Щелоков одному из раненых — молодому казаку.
— Братцы, ить гонят же нас! В атаманцы зачислили, а какой я атаманец, как у моего батьки пара быков и конь? — кривясь от боли, отвечал казак, и на глазах его блестели слезы.
Щелоков виновато сказал:
— Ты извиняй, брат: война, сам понимаешь. А мы тебя вылечим, ей-богу, и ты еще батьке будешь помогать сеять хлеб. Женат?
— Женат, — ответил казак.
— Да-а… — неопределенно произнес Щелоков и вспомнил жену, детей…
Атака была отбита повсеместно, на всех улицах, и казаки-атаманцы ускакали в балку. И тогда вновь начался артиллерийский обстрел поселка из города. То там, то здесь поднимались на улицах, во дворах фонтаны земли и снега, разлетались щепки от хат и сараев, и поселок опять наполнился криками женщин и детей, и опять дым пожаров заволок улицы.
Леон посмотрел на огонь, охвативший один из ближних сараев, на метавшуюся по двору женщину и обратился к дружинникам:
— Товарищи, надо помочь женщине!
Рюмин и несколько дружинников побежали к горящему сараю. Вскоре огонь погас, и только дым, густой, черный, валил со двора и застилал деревья, улицу смрадным туманом.
На соседней улице тоже что-то вспыхнуло. Потом раздался крик:
— Спаси-ите-е! Гори-им!
— Оля, пойди скажи Ткаченко, чтобы помог, пока нет атаки, — сказал Леон Ольге, и она тотчас встала и побежала к месту пожара.
А Леон смотрел на пустырь, ожидая атаки, и думал: «Так у нас и людей не хватит тушить. Быть может, лучше перейти в балку?»
Дед Струков лежал недалеко от него и смотрел на город, положив ружье между ножками табурета. Вот он оглянулся на горевший дом и сокрушенно покачал головой.
— Эх, язви вас! Покарает вас рука народная, дай срок! — негромко проговорил он и сказал Леону: — Не могу лежать. Дозволь подсобить женщинам.
— Нельзя, отец. Сейчас начнется атака, — ответил Леон и, поднявшись, направился к другим баррикадам.
Через полчаса атаманцы вновь пошли в атаку.
Рюмин, увидев казаков, прибежал с дружинниками на баррикаду и залег возле своего телефонного аппарата.
— Стрелять залпами, когда приблизятся, — сказал он и весь напрягся от волнения.
— Ура-а-а-а! — катилось по степи.
Щелоков высунул голову, посмотрел и спрятался за снежным холмиком.
— Эх, черт! Кто же так воюет! — с досадой проговорил Рюмин.
Подбежал Леон, опустился на колени рядом с Рюминым и сказал:
— Ну, Леонид, бери свои провода в руки, сейчас жарко будет.
Далеко над горизонтом стоял огромный красный диск солнца. В багряных лучах его ярко алело над заводом знамя восстания.
Казаки шли лавой, с гиканьем, свистом, но теперь это было не так страшно, как в первый раз.
Вот они, вращая поднятыми, сверкающими на солнце клинками, снова устремились к баррикадам. Щелоков выстрелил. Один казак качнулся, но не упал, а другой будто соскользнул с лошади, но тоже не упал, а повис на седле.
Леон увидел в руках его клинок и понял, что задумал атаманец. Быстро прицелившись, Леон выстрелил из винтовки. И в это время над Щелоковым блеснул клинок и опустился, а потом упал и казак.
— Секи-и-и крамольников! — раздалось совсем близко, и атаманцы ворвались в улицу.