Слова Аслана нисколько не задели игумена.
— В снег и дождь, г. доктор, вон там каплет, — отвечал спокойно игумен, указывая на отвалившийся потолок ризницы, — вот почему сырость. Когда мы заметили, что книги портятся, отобрали наиболее ценные и хранили их в безопасном месте.
— По всей вероятности, священные книги отобрали.
— Разумеется.
— А несвященные оставили на прежнем месте, чтоб продолжали гнить?
Игумен ничего не ответил. Вероятно, он был удивлен неуместным гневом доктора. Я помог Аслану разобраться в книгах. Игумен нехотя светил нам. Каковы же были, по его мнению, «несвященные книги»? Были обнаружены отборные экземпляры рукописей Хоренаци, Лазаря Парбского, Егише и Давида Непобедимого и ряда других выдающихся наших писателей, но все они были наполовину сгнившие и потрепанные; в целости был лишь один экземпляр Хоренаци, но и тот без первых и последних страниц.
— Лечебник нашли? — спросил игумен.
— Не встречал, — ответил Аслан.
— Один экземпляр, кажется, был, но не помню, кто взял.
— И хорошо поступил, что взял, а не то его постигла бы та же участь, — возразил Аслан.
С глубоким огорчением мы вышли из ризницы, где были свидетелями варварского отношения к культурным ценностям. Острова Ванского озера считались безопасными местами, и находившиеся на островах скиты с давних пор служили книгохранилищами. Невежественные же монахи превратили их в кладбища книг…
— А теперь, отец игумен, прошу показать ваши священные книги — несвященные видели…
Игумен смутился, не зная, как поступить. Аслан, поняв причину его нерешительности, успокоил его, заявив:
— Я только издали погляжу…
— Да благословит тебя господь, — произнес, запинаясь игумен, — вы понимаете, г. доктор, что светским лицам не разр…
— Не разрешается касаться священных книг, — докончил Аслан, — я понимаю вас, святой отец…
Когда мы вошли в одну из ризниц храма, где хранились монастырские ценности, игумен зажег две свечи, передал одну мне, другую Аслану. Потом он перекрестился, подошел к большому ящику из черного дерева и, прочитав молитву, открыл его. Откуда привезли этот ящик? В каком веке он был сделан? — никто ничего не знал об этом. Здесь хранились церковные святыни, кресты, святые мощи в золотой и серебряной оправе, драгоценные сосуды и среди них священные книги. Игумен достал большой узел, вынес из ризницы и положил на алтарь. Пропев шаракан, он достал какой-то предмет, обернутый во множество платков. Это было знаменитое «Красное евангелие» — так оно называлось, вероятно потому, что в его орнаменте преобладал яркокрасный цвет, Игумен стал раскрывать разноцветные платки из дорогого шелка; на некоторых были вытканы искусной женской рукой разнообразные рисунки и картины из священного писания. Богатые ванские «ходжа»[67], которые с давних пор растекались по всем странам света, отовсюду — с востока и запада — приносили эти драгоценные платки в дар св. евангелию.
Когда игумен раскрыл «Красное евангелие», Аслан и я не могли прийти в себя от изумления. Пергамент был тонок и гладок, как бумага лучшего качества, рисунки великолепны, буквы изящны. Каждая глава начиналась рисунком, идея которого была взята из содержания главы. Переплет — весь из серебра, украшенный драгоценными камнями и тонкой орнаментовкой.
С чувством глубокого благоговения мы приложились к Евангелию.
— Эта книга весьма ценна, как редкий образец армянской письменности и древнего искусства, — сказал мне Аслан, когда мы вышли из храма.
Я был оскорблен в своих чувствах. «Неужели возможно так относиться к святыне, — думал я, — и судить о ней лишь с точки зрения искусства». Игумен пригласил нас к себе в келью. Аслан пошел к нему, я остался на дворе. Подошел Берзен-оглы и повел меня показывать остров.
К полудню буря утихла. Волнение на озере почти улеглось, тучи рассеялись, и засияло солнце ярко, весело. Мы долго бродили по скалистому острову. Лодочник знакомил меня с местами, связанными с древнейшими преданиями. Кругом было совершенно голо, никакой растительности; кое-где желтел бессмертник и росли метельчатые растения. Монахи не удосужились посадить хотя бы несколько деревьев. Родников было много, и остров можно было превратить в рай. Даже о себе не подумали иноки: ведь многие питались только растениями.
Кругом ни одного живого существа; казалось, даже птицы покинули остров.
Мы заметили вдали полунагого человека со всклокоченными волосами и бородой. Он испуганно поглядел на нас и вдруг, закрыв руками глаза, пустился бежать прочь: вскоре он скрылся среди скал.