— Но неужели у Айрика нет друзей?
— Есть. Но друзья его не так сильны, как враги. Кто друзья Айрика? Притесненный, угнетенный и лишенный всяких прав народ. Друзья Айрика — бедные крестьяне, городские ремесленники, бездомные, обездоленные, безземельные бедняки, батраки и рабочие, да еще горсточка честных, благородных молодых людей, у которых нет достаточных средств для осуществления своих благих намерений.
Айрик в служебной иерархии занимал тогда место архимандрита, но его дела, приобретенная слава, большая популярность в народе — все это не могло не возбудить зависти в других духовных лицах, которые по чину и положению стояли выше него; инок же их озлобление объяснял исключительно экономическими мотивами. Основанные им учреждения по своей новизне могли показаться другим духовным лицам странными и вредными. Он открыл при монастыре школу-пансион, куда набирал с разных мест детей, чтоб приготовить из них сельских учителей или образованных церковнослужителей. При школе было и земледельческое отделение. По мнению Айрика, сельские учителя и священники не должны ограничиваться лишь обучением грамоте и счету или отправлением церковных треб; они в то же время должны учить крестьян так пахать и ходить за скотиной, чтоб максимально поднять производительность труда.
Помимо школы. Айрик завел при монастыре печатный станок — вторую движущую силу просвещения. Из-под его станка выходили учебные пособия, книжки для народного чтения на разговорном языке. Там же издавался и журнал под редакцией монастырской братии. Сколько трудов и мучений требовалось, чтоб претворить все эти нововведения в жизнь! Их побороть мог только человек с такой железной волей, как у Айрика. Сколько раз он пешком ходил в Константинополь и стучался в двери важных господ, прося оказать поддержку в его начинаниях. Он первый превратил богадельню для дармоедов-пустынников и монахов, каковыми были монастыри, в центр просвещения, умственного и нравственного развития народа.
Я с нетерпением ждал прихода Айрика — хотел услышать его голос, говорить с ним. Он не заставил долго ждать себя; вскоре он вернулся в монастырь, весь в пыли и в поту. Сперва зашел в свою комнату, очевидно привести себя в порядок — и вышел к нам. Он был весьма доволен первой пробой плуга и потому находился в веселом расположении духа.
Он был еще молод, ему было не более 36 лет, поэтому прозвище «Айрик» могло казаться странным. Но он вполне заслужил его благодаря отеческой любви и беспрестанным заботам как о монастыре и всей братии, так и о народе. Он был высокого роста, крепкого телосложения. Постоянные молитвы, схимничество, пост — главные и характерные признаки благочестия наших пустынников — не изнуряли его тела. Он был без клобука. Длинные каштановые волосы, в беспорядке ниспадавшие ему на лоб, рассыпались по его могучим плечам. Пышная борода его напоминала гриву льва-пустынника. Но что было особенно замечательно на его кротком и вместе мужественном лице — это сверкавшие из-под густых бровей орлиные глаза и орлиный клювообразный нос — характерные признаки могучего царя птиц, обличающие его дальновидность и тонкую сообразительность. Недаром его прозвали также «орлом Васпуракана». Одежда на нем была проста и опрятна, обращение — искренне и безыскусственно. Как внешний вид, так и деятельность — прямая и настоящая — этого скромного церковника, проникнутого всеми добродетелями простого народа, воодушевленного высокими человеколюбивыми идеалами, свидетельствовала о неиссякаемой любви к простолюдину, к его убогой избушке. Для счастья веками обездоленного народа он готов был жертвовать собою, в спокойствии и благоденствии народа искал он душевного успокоения и утешения. Он вышел из народа, он был рожден для народа.
Я еще не встречал человека более симпатичного. Он был из числа тех иноков, от которых, наряду с именами Иисуса, Моисея и апостола Павла, можно услышать также имена родоначальников родного народа не только в простой беседе, но и с алтаря святого храма. Он никогда не упоминал о блаженствах библейской Палестины и «святого града Иерусалима». Его обетованной землей был Васпуракан. Любовь к отчизне доходила у него до фанатизма, религиозность его отличалась высокими доблестями.
Глядя на Айрика, я вспоминал одного из монахов пятого века, который после долгого пребывания в Афинах вернулся в Армению: с посохом в руке блуждал он, подобно дервишу, из края в край родной земли, распространял свет и знания, приобретенные на родине Сократа и Аристотеля. Отчизна не признавала нового апостола просвещения, а невежественное духовенство возненавидело его. Но он пренебрег проследованиями мракобесов, твердо и бесстрашно продолжал святое дело. Изгоняли его из одного места, он появлялся в другом и сеял повсюду, где среди соотечественников заглохла умственная жизнь, добрые семена, вывезенные из отдаленных стран… Таков был и Айрик. Весь Васпуракан был его нивой, а он — самоотверженный сеятель.