Телли-Хатун — так звали ее теперь — была женою щефа полиции Латиф-бека, одного из тех преступников, которые из должности полицейского извлекают всяческие выгоды для удовлетворения безнравственных страстей своих. Он был тайным сообщником воров и разбойников, защитником бандитов, соучастником кровавых преступлений; едва ли в городе совершалось какое-либо беззаконие помимо него. В то же время он был любимцем губернатора-паши.
Сила нравственного воздействия Телли-Хатун была настолько велика, что своей мягкостью, умом и изворотливостью она могла, если не обуздать, то умерить зверства своего супруга. В то же время она оставалась любимой женой. «Что мне делать… привык… если съеденный мною хлеб не добыт порочным путем, не перевариваю его», — отвечал своей Жене шеф полиции в ответ на ее назидательные слова. У них в доме зачастую разрабатывались преступные замыслы и планы убийств, грабежей и поджогов, главным образом, среди христианского населения. Если Телли-Хатун не удавалось предотвратить нависшей беды, она тайком, не выдавая себя, предупреждала тех, кому грозила опасность, и спасала несчастных. Такими окольными путями она действовала в тех случаях, когда не была в состоянии помогать открыто.
Она была несчастной, многострадальной супругой. В ранней юности ее увели насильно из родительского дома, принудили ее отрешиться от христианской веры, от своей нации. Тогда в ней вспыхнул протест против всякого рода деспотизма. Сердце ее стало чувствительным ко всякому горю — своему и чужому. Это чувство с течением времени разрослось и из рамок личных переживаний перешло в горячую любовь ко всем своим сородичам, охваченным тою же безутешной скорбью. Преступные сцены, происходившие в их доме, и бесчинства, имевшие место почти ежедневно, все больше и больше разжигали в ней сильную ненависть к той нации и к тому правительству, которые являлись организаторами зверств. Она бы давно покинула это звериное логово, но переборола себя и осталась, чтоб по мере сил оказывать помощь несчастным. Она жертвовала собою, чтоб спасти другие жертвы. И это сознание примиряло ее с горькой участью.
Впоследствии, когда я познакомился короче с Телли-Хатун, я понял, что ее труды и заботы облегчить несчастья сородичей не ограничивались подобного рода помощью отдельным лицам. Ее намерения шли гораздо дальше, она имела довольно радикальные мысли относительно уничтожения царившего вокруг зла. Эти стремления развились в ней под давлением окружавших ее условий, а также благодаря влиянию брата.
По-видимому, она давно находилась в дружеских отношениях с Асланом. Это я понял тотчас же, как она с братом вошла в комнату. С несвойственной для женщины из гарема непринужденностью, она подсела к Аслану, взяла его за руку и улыбаясь спросила:
— Где ты пропадал? Все шатался по монастырям? Как я хотела видеть тебя!..
— И в монастыри необходимо заглядывать, — ответил с улыбкой Аслан, — наш народ пока что не отрешился от святых мест…
— Но знаешь ли, Аслан, что против тебя строят козни?
— Знаю и потому решил повидаться с тобой…
— Тебя выдали!
— Я давно ждал этого.
И Телли-Хатун передала Аслану письмо.
Аслан пробежал глазами и вдруг изменился в лице.
— Как оно попало к тебе? — спросил он со свойственным ему хладнокровием.
Телли-Хатун подробно рассказала обо всем.
Несколько дней назад секретарь паши вручил ее мужу упомянутое письмо с предписанием непременно отыскать описанную в нем личность. Телли-Хатун подслушала их разговор и тотчас смекнула, кого разыскивают. В отсутствие супруга она выкрала письмо из его бумаг. Письмо было написано на турецком языке, вот его краткое содержание: