— Наше море любит проказить, для него привычное дело затоплять, поглощать прибрежные жилища.
И он рассказал, чему сам был очевидцем: вода в море поднялась и затопила множество полей и деревень.
— А в старые времена, — прибавил он, — крепости, монастыри и даже целые города погружались в воду!
Рэс был не стар, ему было лет под сорок, на голове и в бороде не имел ни одного седого волоса. Это был мужчина могучего телосложения, каких много среди горцев этой страны. Лицо его было доброе, привлекательное. Судя по его наряду, он был человек зажиточный. За поясом висел кинжал с рукояткой из слоновой кости, на которой вырезана была сценка: слон боролся со львом, а обезьяна с дерева со страхом следила за их борьбой. Каково было мое удивление, когда я увидел кинжал также и у седовласого священника. Священник с оружием — что за странное явление! Среди окружающих нас крестьян не было ни одного безоружного!
Рэс не докучал нам обычными на востоке раболепными приветствиями. Он принял нас холодно. Со стороны эту холодность можно было приписать его гордости или невоспитанности, но это было не так. Он был простой человек, непривычный к лести. Кроме того, наше неожиданное появление ввергло его в сомнение, тем более, что мы ничего о себе не сказали. Он спросил про Аслана:
— Не франг ли этот господин?
— Франг, — ответил Мурад.
— Понимает по-армянски?
— Нет!
— На каком же языке говорит?
— Турецкий язык знает хорошо.
— Мы тоже немного знаем, молчать не придется.
Потом он обратился к Аслану:
— Что вас привело в наши края? Не ореховые ли пни и женские волосы желаете вы купить?
Аслан был в недоумении. Потом только ему стало ясно, что здесь привыкли видеть франгов лишь как покупателей ореховых пней и женских волос. Франгами, то-есть французами, они считали всех одетых в европейское платье искателей приключений, которые проникали в эти заброшенные, глухие места, чтобы обирать крестьян.
— Наша деревня славится отборной овечьей и козьей шерстью, — прибавил рэс.
— Я не скупщик, — ответил Аслан, — я врач.
Слово «врач» могло возыметь свое действие где-либо в другом месте, но здесь оно не произвело никакого впечатления. По-видимому, чистый воздух и прекрасная вода исключали потребность во врачах.
— Товарищ мой, — сказал Аслан, указывая на Мурада, — закупит предлагаемые вами товары.
— Да, я куплю пни и овечью шерсть, но женских волос мне не нужно.
«Франги», битлисские армяне и евреи приучили крестьян к противонравственному поступку: одинаково стричь и продавать как овечью шерсть, так и женские волосы.
— Почему не покупаете волос? — спросил один из сидевших с рэсом, — мы можем показать вам очень пышные волосы — такие, какие нравятся франгам.
При этих словах он подозвал к себе девушку, стоявшую в толпе женщин. Она стыдливо опустила голову и не трогалась с места, подруги, смеясь, подталкивали ее вперед. Вся раскрасневшись, со стыдливой улыбкой на лице подошла она к группе мужчин. Нельзя было смотреть без восторга на эти длинные золотистые волосы толстыми косами ниспадавшие до самых пят, — поразительным блеском сверкали они! Подобные волосы можно было встретить только здесь, у горцев этой страны! Если б эти волосы часто мылись, расчесывались, если б о них заботились в достаточной мере, они могли бы служить наилучшим украшением женской головки.
— За сколько вы продаете подобные волосы? — спросил Мурад.
— За два куруша, — ответил крестьянин. — Всегда продавали за эту цену.
— Два куруша!.. Знаете ли сколько это составляет? Десять копеек! — Аслан возмутился.
— Не стыдно ли из-за такой малости уродовать женские головы?
Упрек не возымел никакого действия. Крестьянин очень хладнокровно пояснил:
— Здесь волосы растут быстро, господин. Еще нет и двух лет, как остригли эту девушку, а видите, как они у нее выросли!
Волосы еще долго служили бы предметом нашей беседы, если б один из крестьян, дотронувшись до часовой цепочки Аслана, не спросил:
— Что это такое?
Аслан достал часы и показал ему.
— Дароносица, — поспешил высказать свое предположение священник, не подумавший о том, что Аслан не монах и не поп.
— Нет, это часы, — поправил его рэс и прибавил, что он подобные часы видал у владыки Ахтамарского монастыря.