— Беда не в том, что рукополагающий епископ требует от нас того же, что и от неграмотного дьячка, а в том беда, что и народ того же требует. Нам следует знать Четьи Минеи, все «Жития святых». Следует знать, как Ускан узрел пред собой море крови, в каком именно месте вышел из чрева кита пророк Иона… Все это надо знать, но мы этому не учились…
На столе стоял стакан с молоком. Инок отпил молока, чтоб прочистить горло.
— А как вы чувствуете себя? — спросил Аслан.
— Теперь мне несколько лучше… Здешний воздух восстановил мои силы. Вы, как врач, конечно понимаете, что я нуждаюсь в питании, в хорошем питании, а его-то и нет. Я должен поститься, выполнять все монастырские требования — это ухудшает состояние моего здоровья.
— А вы не думаете покинуть монастырь? Я советую вам поторопиться.
— Нет, доктор. Что я начал — должен довести до конца…
— Разрешите выслушать вас?
— К чему? Я и сам знаю, что там происходит.
Сильный приступ кашля подтвердил, что творится в его груди.
Аслан старался не вызывать больного на разговор, так как видел его страдания. Но у инока была потребность говорить, словно он давно не имел возможности делиться с другими.
— Несколько раз мне пришлось побывать в деревнях: пытался завести беседу с крестьянами. Я на собраниях способен был говорить целыми часами, и тема для разговора никогда не иссякала, а здесь, среди крестьян, я не знал, о чем говорить. Я не знал их языка, мне недоставало соответствующих их понятиям слов, подходящих оборотов речи. Часто простая сказка, поговорка, рассказ о каком-либо мученике может большему научить крестьянина, чем все наши философские рассуждения. Вот почему я чувствую себя совершенно неподготовленным к тому званию, которому намерен посвятить себя. Нужно начинать сызнова. Иногда задают вопросы, на которые ты не в состоянии ответить — и этого достаточно, чтоб счесть тебя за круглого невежду…
— А вы эту заботу возложите на других, а сами займитесь вашим литературным трудом.
— Если б позволили мне! Игумен сильно донимает меня.
— Будьте покойны… Скоро сменят его,
— Это будет счастьем для меня…
— Вместо него назначат одного из «наших»,
— Еще лучше, — и лицо инока просияло от радости.
— В настоящее время вы над чем работаете?
— Ничего не пишу. Иногда веду заметки. Если не помру, быть может, что-нибудь из них в будущем и получится… Но мне недостает книг, страшная нужда в них…
— И в этом отношении будьте покойны. Мы пришлем к вам одного достойного юношу… Он будет снабжать вас книгами.
— Кто он?
— Питомец венецианских мхитаристов.
— Да, помню… О нем мне писали. Он уже приехал?
— Да! Теперь он в Муше.
— А кто этот юноша? — спросил инок про меня.
— Я привез его к вам в ученики, — ответил смеясь Аслан. — Будет смотреть за вами, прислуживать и учиться у вас.
Инок рассмеялся в свою очередь.
— По старинному монастырскому обычаю… Все наши отцы святые имели при себе служек-учеников. У меня такой имеется — придурковатый. Но я истосковался по другу, хорошему другу. Одиночество убивает меня. Не с кем словом обмолвиться. Прежде здесь меня звали «Немой». Но теперь язык у меня развязался. Хочется говорить и говорить. Быть может потому, что скоро придется замолчать навсегда…
— Вот новый ученик извлечёт пользу из вашей словоохотливости, — заметил в шутку Аслан.
Инок ничего не ответил и попросил разрешить прилечь. Мы встали. Аслан привел в порядок постель и хотел было помочь ему улечься, но тот запротестовал.
— Благодарю, еще найдется силы, не так уж я ослаб…
Он прилег на подушки и спросил меня:
— Как тебя зовут?
— Фархат, — ответил я и покраснел.
— Ну-ка, Фархат, приступи к исполнению своих обязанностей: ступай в смежную комнату, растолкай спящего слугу моего и скажи ему, чтоб приготовил для нас вкусного кофе. Кофе принесешь сам… Покажи-ка себя!
Я понял, что кофе — лишь предлог выпроводить меня. Я тотчас же вышел из кельи. Комната слуги была обставлена значительно лучше, чем келья хозяина.
Я застал слугу спящим на деревянной кровати, вся комната дрожала от его тяжелого дыхания. Это был здоровенный юноша, почти моих лет. Я толкал его в бок, но он не просыпался. Тогда я схватил его обеими руками и принялся трясти во всю мочь. Спросонья вскочил он с постели, увидя в комнате незнакомое лицо, подумал, что хотят его убить иль ограбить. Он тотчас же схватился за толстую дубинку. Недешево бы я отделался, кабы не крикнул:
— Барин требует подать кофе!
Слуга гневно посмотрел на меня и пробормотал: