На заливных лугах, простирающихся до самого Евфрата, паслись стада окрестных сел. Вдали мелькали деревни.
На краю дороги сидели крестьянские дети и играли в какую-то игру. Подле них паслись ягнята. Собаки, положив головы на передние лапы, внимательно следили не за ягнятами, а за игрой мальчиков. Когда пастушата завидели нас, один из них схватил ягненка и подбежал к нам. Подобно жнецу, принесшему нам в дар колосья, он протянул ягненка и, улыбаясь, смотрел на нас. Священнослужитель расчувствовался, поднес платок к глазам.
— Подойди ко мне, дитя, — и дал мальчику серебряную монету.
— Это тебе! А это раздай твоим товарищам, — сказал он, доставая из кармана целую пригоршню каких-то металлических вещиц.
Пастушонок поцеловал священнослужителю руку и весело побежал к товарищам.
Я оглянулся: среди детишек уже началась драка из-за маленьких медных крестиков с изображением богоматери.
Какая громадная разница между описанными выше и этими пастушатами! Те бросали каменья в распространителя книг священного писания, а эти целуют руку раздатчику металлических крестов.
Священнослужитель вновь заговорил с Асланом по-французски. Когда они отъехали немного, я спросил его прислужника.
— Кто он?
— Наш «Пресветлый», — ответил он с особой гордостью.
Я тотчас смекнул, что священнослужитель — новоявленный в этих краях иезуит-проповедник, о котором я много слышал. Но почему заносчивый слуга назвал его «пресветлым», когда этим титулом армяне-католики величают только епископа?
— А ты сам армянин?
— Боже упаси! — отвечал он, крестясь, — я — «франг».
— А ты знаешь франгский язык?
— При чем тут франгский язык? — грубо спросил он, — я франгской веры.
Он не знал, что «франги» (французы) особый народ, что у них свой язык; он был уверен, что «франг» — название религии. Арпиар слушал с неудовольствием.
— А ты сам откуда?
— Из той деревни, откуда мы выехали, — и он указал на деревню «сынов скорпионов», о которой так одобрительно отзывался его «пресветлость».
— А мать и отец твои тоже франги?
— Нет, они «раскольники».
— Разве они не армяне?
Слуга возмутился.
— Ничего ты, братец, не смыслишь! — сказал он, отвернувшись, — раскольник — это армянин, армянин — это раскольник! Какая разница? Не все ли равно?
— Большая разница! — ответил я и, для пояснения разницы, поднял на него плетку, но Арпиар мигнул мне глазом, и я сдержал себя.
Слуга отъехал прочь.
— Ну и негодяи! — заметил Арпиар, — не хотят называть себя католиками. В других районах, когда армяне-католики отрекаются от своей национальности, по крайней мере, не называют себя «франтами». Именно в этом и заключается вредоносная работа иезуитов: они стремятся латинизировать национальность, уничтожать национальное чувство…
Католик-священнослужитель остановил лошадь и распрощался с Асланом.
— Глубоко сожалею, господин доктор, что я принужден лишиться столь приятных спутников: мне необходимо заехать в эту деревню, чтоб навестить больного.
— Да, это будет поважнее, — улыбнулся в ответ Аслан. — Прощайте, отец.
Мы продолжали путь. Аслан ехал впереди, погруженный в раздумье. Мы с Арпиаром вновь вернулись к начатому разговору об армянах-католиках.
— Удивительно грубый народ эти армяне-католики! — сказал я, вспомнив неприятное впечатление, произведенное на меня слугой иезуита.
— Они грубы и дерзки только в обращении с армянами, — ответил Арпиар, — а с иностранцами смиренны, словно рабы. В них настолько сильна ненависть к сородичам, что при встрече с армянином не могут сдерживать себя, забывают всякую учтивость. Иностранцу они простят всякого рода ересь, армянину же, не стесняясь, бросят в лицо: «раскольник, иноверец, еретик» и тому подобное. Все это результат деятельности католического духовенства.
— Рассорить братьев, посеять среди них вражду!..
— Да, непримиримую вражду! Надо принять во внимание, что эти люди были всегда невежественны и не отличались чистотой нравственных устоев. Возьмите любого армянина-католика, принявшего недавно новую веру, изучите его прошлое — вы, несомненно, отыщете в его прошлом грязное пятно. Только люди с грязным прошлым сближаются с иезуитами, и только при помощи подобных лиц действуют иезуиты. Любой негодяй может найти у них защиту. А почему? По той простой причине, что с их помощью легче сеять раздор и вражду среди мирного населения, восстанавливать детей против родителей и т. п. А из распрей они хорошо умеют извлекать выгоду. Возьмите слугу католического священнослужителя, который вступил с вами в пререкания. Он бывший виноторговец, не раз объявлял себя банкротом, не раз ускользал от кредиторов. А теперь он поступил в услужение к иезуиту: он и повар у него, и его сподвижник. Вы можете видеть его зачастую в поварском переднике спорящим на улице с прохожими о чистилище или о том, что папа является преемником Иисуса Христа, хотя он на самом деле грубый и пошлый невежда. То же самое я наблюдал и в Битлисе среди армян-протестантов. Все они одного поля ягоды. Эти иностранные проповедники повсюду сбирают вокруг себя подонков общества, накопившуюся грязь и мразь. Хотя бы помогли очиститься от скверны… Они дают своим последователям лишь новое имя, а скверна остается… Разве имя может изменить нравственный облик человека? Только вчера он был армяно-григорианином, а сегодня его уже называют армяно-протестантом пли армяно-католиком, — человек ведь остается тем же!..
Губы моего юного собеседника дрожали, голос прерывался; видно он переживал все это, видно глубокие язвы армянского общества служили предметом его постоянных размышлений. Удивительно, как схожи были рассуждения незнакомого мне юноши с рассуждениями Джаллада! Казалось, и тот и другой стремятся к одной цели, протестуют против одних и тех же пороков. Джаллад, как выяснилось впоследствии, был протестантским священником. Но кто был юноша, присоединившийся к нам в Битлисе? Аслан не сказал мне о нем ни слова. Когда он начинал говорить, я краснел перед ним. Он был еще в юношеском возрасте, но обладал такими обширными познаниями, так много разумел!.. А я… Я пока ничего, ничего не знал…
Дорога, в особенности длинная, скучная дорога, располагает людей к разговору. Притом затронутый нами вопрос был настолько значителен, что мы не исчерпали б его и за целые годы. Со дня сотворения мира люди спорят о религии и будут спорить до скончания мира.
Мы вновь завели разговор о проповедниках-иностранцах.
— Они, мне кажется, не похожи на своих последователей — они довольно добродушные, благовоспитанные и культурные люди.
— Да, — ответил он улыбнувшись, — так только кажется с виду, но познакомьтесь с ними короче и вы убедитесь, что это за чудовища! Вы только что познакомились с одним из них. Какой он кроткий и смиренный, какие у него медоточивые уста! Но ведь он вливает в душу последователей, капля за каплей, яд и незаметным образом отравляет их!
— Однако между ними и протестантскими миссионерами существует значительная разница!
— Разница только в том, что протестантские миссионеры полны высокомерия, смотрят свысока на низших по положению и даже в проповеди евангельского учения хранят свойственную англичанам грубую кичливость. В этом именно и кроется причина, что они не пользуются успехом. Не таковы иезуиты. Они просачиваются во все щели, приспособляются ко всяким обстоятельствам и потому они — более опасный и вредный элемент. Миссионер-протестант в работе держит себя барином и любит чужими руками жар загребать. Иезуит, наоборот, в работе сам и хозяин, и работник.
— По вашему, они могут причинить какой-либо вред местному населению?
— Ну, разумеется! Раз они способны приносить вред людям культурного общества, людям, которые знают их и в состоянии бороться с ними, то здесь, среди жалкого, безграмотного и беззащитного населения, пред ними открывается широкое поле деятельности. Все полчища варваров, совершавшие в течение ряда веков нашествия на Тарон, не причинили стране столько вреда, сколько в состоянии принести этот смиренный и кроткий священнослужитель, направляющийся в деревню к больному с проповедью христианской добродетели…