- Кто она тебе? Линда. Ты слишком взрослый, чтобы быть ее сыном. Так кто она тебе?
Саймон напряженно посмотрел на Яна, наверное, решая, стоит ли рассказывать постороннему мужчине подробности их семьи. Ян понимал его, и не понимал себя, в своем стремлении что-то о них узнать.
- Мачеха. Она моя мачеха. - вдруг ответил Саймон. - Курт тоже ей не сын. Только Дора и Сара ее дочери. На этом все мистер Ривз? Или будут еще вопросы? Куда мы едем? К шерифу? Да? За этим вы заставили нас ехать с вами? Давайте! Только у вас ничего не выйдет. Ничего плохого Линда не сделала. Она наш опекун, так что зря время теряете. И она не преступница. И это подло увозить нас, пока ее нет, хотя чего ждать от такого как вы?
Ян просто остолбенел от этого выпада. Он даже остановил машину и повернулся к подростку. Тот выпрямился на сиденье и с вызовом задрал подбородок, хоть в его глазах и застыл испуг.
- И что все это значит? - усмехнулся Ян, хотя ему было не до смеха. - Чего ты разошелся? Я уже сказал, что можешь взять детей с собой на работу. Вреда не будет, если они побегают на воздухе, пока их мать работает. А в обед, когда она освободится, я отвезу их домой. С чего ты взял, что я еду к шерифу? Мне плевать на тебя и твою Линду, ясно? - уже хмурясь, гаркнул Ян. - Будь она хоть психованной маньячкой. У меня самого забот полно, чтобы еще и о вашем чокнутом семействе думать. Не хочешь ехать дальше, забирай малявок и вылезай из машины. А еще раз вздумаешь огрызаться, я надеру твою дерзкую задницу!
Не стоило угрожать поркой. Ян это понял в туже секунду, как только слова сорвались с губ. Если минуту назад с заднего сидения доносились голоса девочек, споривших о том, какого цвета должна быть фея, то сейчас в автомобиле наступила оглушительная тишина. А еще недавний дерзкий подросток побледнел и сжался на сиденье. Обернувшись, Ян увидел, что Сара и Дора прижались друг к другу, а Курт зажмурился.
Яну сделалось не хорошо. Его замутило так, что съеденный завтрак стал тяжким камнем в желудке. Он уже открыл рот, чтобы выругаться, но снова закрыл его, побоявшись усугубить ситуацию. Именно в этот момент он пожалел, что вообще проснулся сегодня утром.
Он сжал руль с такой силой, что услышал хруст суставов. Потом откинулся на сидении и сделал пару глубоких вздохов. Ему не нравилось, во что стала превращаться его жизнь. Ему вообще не нравилась его жизнь, а теперь она превратилась в какой-то калейдоскоп, в котором крутились лица перепуганных детей, и их, не менее испуганной, матери. И то, что именно он стал причиной их страха, выворачивало его наизнанку. Мало ему чувства вины за свою жену, так еще и это.
Не зная как поступить дальше, Ян просто опять завел машину и тронулся с места.
Когда они, наконец, приехали на работу, то напряжение в машине не ослабло ни на йоту.
До обеда время тянулось бесконечно долго. Даже с похмелья Яну не работалось так тяжело, как под взглядами детей, что они бросали на него, стоило ему пройти мимо. Да и он сам время от времени поглядывал на них, с каким-то странным облегчением наблюдая, что когда он находится от них на расстоянии, они немного расслаблялись. Более шустрая девочка, кажется Дора, рвала траву и складывала ее в прохудившееся ведро, которое ей дал Саймон, убеждая более робкую сестру, что это для лошадки. А ее сестра, возилась с полевыми цветами, которые для нее нарвал Курт. Мальчик же неотрывно наблюдал за Саймоном, если его не отвлекали сестры. В принципе, они не доставляли хлопот ни Саймону, не Яну, явно привыкшие тихонько играть и не путаться под ногами. И Яну не хотелось бы знать, как вырабатывалось такое послушание. Но не думать об этом он не мог. Он старался беспрерывно что-то делать, но даже это не помогало. Миллион вопросов крутилось в его голове, на которые он не хотел знать ответы.
И как не противился, не мог не смотреть время от времени в сторону игравших сестер. Он увидел, как Саймон повел девочек за сарай, а потом заботливо поправлял их платьица. Как поил их водой, мыл перепачканные руки, и следил, чтобы панамки не сползали с их рыжих кудряшек, оберегая от солнца. Как Курт старается держаться поближе к Саймону, иногда цепляясь за штанину или рукав рубашки, и это не вызывало в подростке ни капли раздражения. Он просто отцеплял детские пальчики, трепал мальчика по голове и шел выполнять свои обязанности.
В такие моменты, Ян, почему-то начинал задыхаться, и поэтому отворачивался, отсчитывая минуты, когда эта пытка закончится и он отвезет детей в их полуразвалившийся дом. И ему приходилось раз за разом повторять себе, что все это не его дело. И его это не касается. Ему плевать на себя и все вокруг. А потом вспоминал свою жену и ему, почему-то становилось нестерпимо стыдно.