– Правда?
– Правда, правда.
– О, прелестно.- Шмыгнув носом, она кивнула и наклонилась ко мне. – Я ношу подгузник.
На ней были те одноразовые трусики и носки, и я чувствовал себя чертовски виноватым за то, что сделал это с ней, потому что у меня не было иллюзий относительно того, кто несет ответственность за эту девушку.
Я.
– Вот и все.Хорошо и медленно.- Делая шаг за шагом, я помог ей дойти до смежной ванной. – Нет никакой спешки, детка.
– Спасибо, Джо, - сказала она, когда мы были в безопасности в ванной и вдали от любопытных глаз. – Теперь вы можете выходить.
Да, я никуда не собирался. Не тогда, когда она выглядела так, будто была в двух секундах от того, чтобы упасть в обморок на полу. Она сдавала две единицы крови и переливала железо ради Христа. Она была не в состоянии куда-либо идти одна, не говоря уже о том, чтобы принимать душ в одиночестве.
– Нет, Моллой, прекрати, ладно?- Я уговаривал, отбивая ее руку, когда она попыталась встать самостоятельно. – Позволь мне помочь тебе.
– Нет.- Ее губы снова задрожали, и я наблюдал, как она пыталась сморгнуть слезы, пока я помогал ей в душе. – Я не хочу, чтобы ты видел меня такой.
– Какой?
– Вот так, - воскликнула она, указывая свободной рукой на свой живот и ноги. – Это отвратительно.
– Это не отвратительно, - грубо поправил я. Когда она не пошевелилась, я потянулся к подолу окровавленной ночной рубашки, в которой она была во время родов.
– Нет.- Она покачала головой и отвернулась всем телом. – Джо, нет. Я больше не похожа на себя.
Черт, это больно.
Ее уязвимостью было разрывание души.
Я отчаянно пытался успокоить ее.
Чтобы все исправить.
Ее живот был в синяках и опущен, с темно-фиолетовыми растяжками там, где ее тело приютило и выносило моего сына.
– Ты такая красивая, - сказал я ей, голос дрогнул, когда мои глупые гребаные эмоции угрожали взять надо мной верх.
– Нет.- Шмыгнув носом, она покачала головой, опровергая мои слова.
– Да, - грубо поправил я, хватая ее рукой за подбородок. – Да.
Зеленые глаза смотрели на меня, полные боли и уязвимости. – Я так сильно скучала по тебе.- Схватив меня сзади за шею, она притянула мое лицо к своему. – Я чувствую, что умерла этим летом без тебя, и я возвращаюсь к жизни только сейчас.
– Да.- Прижимаясь лбом к ее лбу, я впитывал момент, чувства, тяжесть моей совести, будущее, лежащее перед нами. – Мне знакомо это чувство.
Это была она.
Так было всегда.
Так было бы всегда.
Девушка со стены.
– Я собираюсь позаботиться о тебе, - сказал я ей. – Потому что я люблю тебя.- Она сильно задрожала, когда я поцеловал ее в макушку. – Потому что я думаю, что ты чертовски сексуальна.- Осторожно потянувшись к краю ее одноразового нижнего белья, я отвел их. – Потому что ты моя королева.-Избавившись от всего, что на ней было надето, я включил душ и держал ее дрожащее тело, пока она стояла под горячими струями воды, наплевав на то, что я промок в процессе. Все мое внимание было сосредоточено на девушке, все еще смотревшей на меня так, будто я повесил луну. – И потому что всем, что у меня есть, всем, чем я являюсь, я обязан тебя.
– Ифа? Как у вас там дела?-Крикнула Триш, за мгновение до того, как ворваться в ванную.
– Мама, убирайся, - прошипела Моллой, подставляя матери спину. – Боже!
– Что это у тебя на заднице?
– Ничего.
– Это татуировка?
– Нет.
– Это имя Джоуи?
– Мама, убирайся!
– О, Иисус, Тони.
– Что случилось, Триш?
– Неудивительно, что наша дочь не хотела, чтобы я помогала ей принимать душ. У нее на заднице вытатуировано имя этого молодого парня!
Глава 132.
Я не могу этого сделать
Ифа
Лишение сна сделало меня слабой женщиной. Это была причина, по которой я отправила то опасное текстовое сообщение посреди ночи.
Истощение действительно наступило, и мне стало труднее не зацикливаться на чувствах сожаления, бушующих внутри меня.
Это было причиной того, что Джоуи сидел на краю моей больничной койки в восемь часов утра в четверг.
Одетый в свежевыглаженную форму Томмена и с нашим сыном, уютно устроившимся на сгибе его локтя, он выглядел более естественно на этом родительском концерте, чем я могла когда-либо мечтать.
– Вот и все, - уговаривал он, когда кормил Эй Джея из бутылочки.
Его бутылка.
Еще один болезненный всхлип вырвался у меня.
Я не могла заставить его защелкнуться.
Я ничего не могла сделать правильно.
Вторая ночь с нашим сыном была еще большей катастрофой, чем первая, и я начала думать, что я не нравлюсь Эй Джею.
– Ты просто устала, - сказал Джоуи, ставя пустую бутылку и беря меня за руку. – У тебя все получится, Моллой.
– Нет, Джо, я действительно не могу, - прохрипела я, изо всех сил стараясь не поддаваться непреодолимому искушению закричать во всю глотку. – Все были правы. Я не могу этого сделать.
– Нет, ты можешь, - поправил он, отпуская мою руку, чтобы положить Эй Джея себе на плечо. – Я обещаю, что ты сможешь, - продолжил он, придвигаясь ближе, чтобы взять меня под свою свободную руку. – Все будет хорошо.
– Этого не будет.- Я покачала головой и вытерла нос рукавом толстовки. – Я дерьмовая мама.-Еще один всхлип вырвался из моей груди. – Он н-ненавидит меня. Он н-никогда не п-плачет возле тебе. Я д-даже не могу н-накормить его к-как следует.
– Чушь собачья.- Встав, я наблюдала, как он закончил заводить нашего сына. – Ты не дерьмовая мама.- Обращаясь с нашим сыном с таким же мастерством, как и любая из акушерок в больнице, Джоуи положил его на кровать и начал работать над его переодеванием. – Ты паникуешь, и он это чувствует, - мягко объяснил он, давая нашему малышу свежий подгузник, прежде чем облачить его крошечное тельце обратно в чистый комбинезон. – Как только ты расслабишься, он тоже расслабится.- Подняв Эй Джея на руки, он на мгновение прижал его к себе, покачивая из стороны в сторону, прежде чем уложить его в колыбельку и вернуться ко мне. – Ты устала, Моллой. Ты сейчас через многое проходишь, детка, и этот малыш обожает тебя, хорошо?- Опустившись на кровать, он осторожно посадил меня к себе на колени. – И не беспокойся том, как его кормят, пока его кормят.
– Но мама сказала, что я должна кормить грудью.
– Мне насрать, что сказала твоя мать, - возразил он, крепче обнимая меня. – Я его отец, и я говорю тебе сейчас, что с ним все в порядке. Он жадно поглощает свои бутылки. Он явно набирает вес. Он не беспокоится, Моллой. Он процветает.
– Я ненавижу быть здесь одна, - призналась я, зарываясь лицом в его новый школьный джемпер. – Хуже всего ночью.
– Ты знаешь, я бы остался с тобой, если бы мог, - ответил он с болью в голосе. – Но они выгоняют партнеров в полночь.
– Да, - выдавила я, цепляясь за него. – Я знаю.