– Не уходи.
– Прости. – Осторожно отрывая ее руки от моего тела, я поставил их на ее бока и направился к окну, нуждаясь в том, чтобы уйти как можно дальше от этой девушки, прежде чем я нанесу ей еще больше вреда. – Я люблю тебя.
– Джоуи!
– Увидимся, Моллой.
И затем я выбрался из ее окна и скрылся в ночи.
***
Некоторое время спустя я оказался перед знакомым домом, руки в передних карманах худи, сердце в клочьях, голова опущена в смирении.
Выдохнув раздраженно, я поднялся и постучал костяшками пальцев по забрызганной граффити доске, которая закрывала разбитое стекло в двери.
Когда дверь распахнулась, единственный суд, который я почувствовал, исходил непосредственно от моего совести, крича в моей голове «урод».
– Линч, - Шейн сказал, балансируя сигаретой на его губах, пока он ждал, пока я объясню свое внезапное появление.
– Мне нужно где-то перекантоваться на несколько дней, - слышал, как я говорю, заставляя себя встретить его взгляд.
– Старик снова в деле?
Я знал, что он разыскивает на моем лице обычные синяки – те, которые приводили меня забираться к нему на диван уже несколько лет подряд.
Оставаясь молчаливым, я кивнул неуклюже.
– Почему ты не перебиваешься у своей куклы?
– Это позади.
– Ну черт? – Он поднял брови и потянулся за сигаретой. – Как позади?
Я пожал плечами, сдерживая желание закричать. – В смысле, она покончила с моими глупостями. Могу я здесь остановиться или нет?
Выдыхая дым, Шейн отступил в сторону и махнул рукой, приглашая меня войти.
Просто повернись и уходи. Просто уйди.
И куда идти?
Домой?
К Моллой?
У тебя больше нет куда идти.
У тебя нет ничего, придурок.
Ты ничто.
С головой, опущенной в смирении, я вошел внутрь.
Часть четыре.
Глава 44. Мама знает лучше.
Ифа
Я пропустила несколько дней школы и не пошла на все свои смены; слишком угнетенная и растерянная, чтобы сосредоточиться на чем-то, кроме как на шторме, который стал частью моей жизни.
Все казалось ускользающим из рук, и, находясь посреди этого безумия, единственное хорошее решение, которое мне удалось принять, это признаться перед своей матерью.
С тех пор как я рассказала ей о беременности, мама была удивительной.
Когда я чувствовала себя наиболее уязвимой и действительно свободно падала в пропасть, она вошла и ухватилась за мою руку. Она дала мне опору и показала мне путь. Я знала, что она разочарована мной – для меня, как она тогда тонко выразила, - но ее присутствие рядом сделало мысль о моем неизвестном будущем почти терпимой.
Позволяя мне временно отойти от жизни, отсеивая звонки от директора и босса, не говоря уже о неожиданных посещениях Кэти и Кейси. Мама выставила свою шею за меня и вытянула руку, предупреждая мир, пока я пыталась смириться с тем, как складывается моя жизнь. Включая сопровождение меня к тому проклятому визиту к нашему семейному врачу, где мне пришлось сидеть перед врачом, который знал меня с детства, и рассказать ему, что я сделала старую ошибку, забеременев в старших классах.
Он подтвердил то, что я уже знала, провел анализ крови и дал мне примерную дату родов-20 сентября. Затем он отпустил меня с пачкой брошюр о подростковой беременности и молодых матерях, а также с сознанием того, что скоро я получу назначение на датировочное исследование в общей роддомовской больнице.
Я была так потрясена после этого, что моя мама достала из чемодана аварийную кредитную карту, о которой папа думал, что она не знает, и повела меня по магазинам. Потратив огромную сумму денег в нашем обычном салоне красоты и бьюти-баре, не говоря уже об обновлении всего моего гардероба одеждой, которую я смогу носить недолго, мама каким-то образом сделала легким и обыденным ситуацию, которая казалась всем, кроме как таковой.
Набивая меня кружками горячего шоколада и тарелками свежеиспеченных вкусностей, она водила нас по городу Корк, пока я не могла больше смотреть на распродажные полки или рыться в очередной корзине для покупок. Физически изматывая меня тем, что я любила делать больше всего, было впечатляющим достижением, и я быстро поняла, что это был метод моей матери заманивать меня в состояние изнуренной послушности.
Сидя напротив меня в парных кожаных креслах в кофейне на улице Патрика, за маленьким круглым столиком и десятком пакетов для покупок, разделяющих нас, мама поднесла свой пенящийся латте к губам и сделала маленький глоток. Выглядя как леди, с перекрещенными лодыжками и красивыми блондинистыми волосами, закрученными в свободную причёску бантом, я почувствовала знакомое раздражение. Моя мама была красива изнутри и снаружи. Она была умной и остроумной, преданной. Она держала себя в форме, у нее была прекрасная фигура, и она много работала для своей семьи. Но ничего из этого, кажется, не имело значения для моего отца, когда он продолжал повторять одни и те же ошибки снова и снова. Дело не в том, что мама перестала о себе заботиться, а папа переключил внимание на кого-то лучшего, потому что лучше не было.
– Итак, о Джоуи, - наконец, затронула тему, которую я избегала весь день. – Что происходит?
– Ничего, - ответила я, потягивая горячий шоколад из моей кружки. Я не видела и не слышала от Джоуи с тех пор, как он выбрался из моего окна спальни. Он не вернулся, и я не знала, старался ли он позвонить или написать, потому что случайно оставила свой телефон у него той ночью. Я была так отчаянна уйти из этого дома и избежать его отца, что оставила его вместе с зарядным устройством, макияжем, сумкой на ночь, и, самое главное, моим ожерельем; тем, что он подарил мне на мое восемнадцатилетние. Я сняла свои украшения перед использованием душа и забыла надеть их обратно. Они все еще лежали на его тумбочке, вместе с моим Кладдах-кольцом и серьгами. Я могла бы обойтись без всего остального, что я оставила там, но быть без телефона было катастрофой, и моя шея чувствовала себя такой голой без этого ожерелья. Я постоянно протягивала руку, чтобы потереть подвеску, что-то вроде комфортного одеяла, и чувствовала вздох беспокойства, когда вспоминала, что его нет. Мне было отчаянно его увидеть, поговорить с ним, помириться, но на фронте Линчей было радиомолчание.
– Ничего? – Мама подняла бровь. – Я не видела его несколько дней. – Я тоже.
– У него много дел. – По словам Кева, который услышал от Мака, который услышал от Алека, Джоуи числится в списке пропавших без вести. Никто не видел и не слышал о нем с выходных. Ни в школе, ни на тренировках, ни на стадионе GАА, ни в пабе. Я знала, что это не совсем правда, потому что, хоть никто в школе и не слышал от моего парня, он связался с моим отцом. Папа упомянул маме, что Джоуи позвонил ему, чтобы попросить отпуск, о чем мама позже рассказала мне. Оказывается, у его матери был поздний выкидыш второго триместра, и ему нужно было вернуться домой, чтобы помочь с детьми на неделю или две, пока она не придет в себя. Мне стало тошно, когда я услышала эту новость, быстро сложив два и два вместе и поняв, что, когда он сказал мне, что у него возникли какие-то проблемы того дня, он не просто метил мне линию. Он имел в виду это. И я больно его ранила той ночью. Мои слова разрушили его, и я пожалела о них, сразу, как только они вышли из моего рта. Я не имела в виду ничего из сказанного, но тогда я была в таком состоянии, что не могла ясно мыслить. Никогда в жизни я не испытывала такого уровня страха и унижения, как в той кухне.