– Тогда что это? – требовательно спросила она, протягивая руку в карман, чтобы извлечь треснувшую пластиковую ручку.
Мой желудок опустился, но я придержал свои эмоции, слишком чувствуя стыд от себя, чтобы признать что-либо, и тем более перед этой женщиной. – Мне кажется, что это сломанная ручка.
– Правда? Потому что мне кажется, что это самодельная трубочка! – взревела она, бросив ее на кровать. – И, может, я не самый умный человек в мире, но я хорошо знаю, что для травы тебе такая не нужна.
Я неопределенно пожал плечами. – Не знаю, что сказать, мам.
– Может быть, начнешь с того, чтобы объяснить, куда исчезло мое лекарство? – умоляла она, слезы наполняли ее глаза. – Ты был таким хорошим так долго. Месяцы, Джоуи, месяцы! А теперь что? Мы вернулись в точку отсчета? Почему ты делаешь это себе, Джоуи, почему?
– Когда я когда-либо прикоснулся к тебе?- требовал я, сердце бешено колотилось в груди, когда я оттянул свою руку назад. – Или к Шэннон? Или к мальчикам, кстати?
– Я не говорю о том, можешь ли ты причинить вред другим людям, Джоуи, - ответила мама. – Я говорю о вреде, который ты причиняешь самому себе. Я не понимаю, как ты можешь бросать свою жизнь на привычку, которую ты знаешь, разрушает жизни.
– Что ты хочешь от меня, а?!- требовал я, на пределе раздражения. – Ты оставила этого ублюдка, зная, что он пытался сделать с моей девушкой, поэтому я ухожу. Затем ты мне пишешь, через три дня, умоляя вернуться и спасти тебя от него, поэтому я возвращаюсь и делаю именно это. Теперь ты в моей комнате, допрашиваешь меня по поводу пропуска школы, обвиняешь меня в холодности к тебе и называешь меня чертовым наркоманом? – Я качнул головой. – Я здесь, когда не хочу быть, когда я предпочел бы быть где угодно на этой планете, включая гроб, но я здесь, потому что ты позвала. Потому что ты нуждаешься во мне. Потому что они нуждаются во мне. Несмотря на то, что быть в этом доме заставляет меня хотеть содрать свою кожу. Я здесь, черт возьми. Если это не говорит тебе все, что тебе нужно знать, тогда я не знаю, что сказать, правда не знаю.
– Я хочу, чтобы ты полюбил себя настолько, чтобы перестать разрушать себя.
– Как ты вообще ожидаешь, чтобы это произошло, когда тот самый человек, который меня родил, не может меня полюбить?
Мама отшатнулась, как будто я ударил ее, и возможно, я и сделал это, но правдой.
– Это не так, - закричала она, отталкивая волосы назад. – Ты не можешь действительно верить в это.
– Как угодно. – Покачав головой, я тяжело встал с кровати и направился к своей одежде. – Я не буду обсуждать это с тобой сейчас. У меня есть куда-то идти.
– Куда? К дому Шейна Холланда?
Оставаясь молча, я повернулся к ней спиной, надел штаны и натянул худи.
– Не делай этого, - умоляла она, следуя за мной, когда я спрятал телефон и кошелек в карман и направился к двери. – Думай о своем будущем.
– У меня его больше нет.
– Да, у тебя есть.
– Нет. – Я покачал головой и рванул ЗА дверь. – Он забрал ее у меня.
***
С сигаретой, держащейся между губ, я провел на ступеньках перед полицейским участком украшенное количество времени, умоляя себя просто встать и войти внутрь.
Просто войти внутрь и предоставить им свои показания.
Предоставить им свою правду.
Мой отец должен быть за решеткой за то, что он сделал с Моллой, и ненависть, которую я чувствовал, снова имея свои руки связанными с любимой мной женщиной, которую я был отчаянно готов защитить, мешала моей голове больше всего.
В ту ночь я достиг своего предела и ошибся, но я не чувствовал и половины сожаления за употребление, как чувствовал за молчание.
За то, что позволил ему избежать наказания за то, что он сделал.
Он избивал и насиловал мою мать.
Меня вынуждали молчать.
Он избивал мою сестру.
Снова меня эмоционально шантажировали, чтобы я молчал.
Но Моллой?
Моллой, я быстро понял, была моей Ахиллесовой пятой.
Когда он положил руки на нее в ту ночь, он направил стрелу прямо в мою слабость, и когда она меня отвергла, когда она сравнила меня с ним, эта стрела полетела, поразив меня прямо в пятку.
Кровоточа и раненный, я отказался от дальнейших притворств о перелистывании страниц и новых началах и сразу вернулся к единственному, что я знал, что поможет мне заглушить шум.
Заглушить этот чертов ад все вокруг.
Потому что правда была в том, что я больше не хотел лгать.
Я не хотел скрываться.
Мне совсем не хотелось иметь дело с этим бредом, и, если это делает меня паршивым сыном и ужасным братом, так и пусть.
Потому что старик вытащил наружу что-то внутри меня в ту ночь.
Правду, которую я не осознал в себе, пока он не заставил меня столкнуться с этим.
Это потрясло основы моего существования, чтобы признать это, но правда заключалась в том, что что-то изменилось внутри меня в этот последний год, мои приоритеты поменялись. Я осознал, что Ифа Моллой стала самым важным человеком в моем мире.
Как бы странно ни было это признание, я был готов на все, чтобы защитить ее. Даже если это означало бы противостоять всей своей семье, чтобы сделать ей добро.
Потому что, независимо от последствий для остальной части моей семьи, я был готов пойти против всего, что мне было запрограммировано защищать, чтобы защитить ее. Даже если это означало пойти против каждого волокна моего существа и молчать о моем отце, потому что именно это от меня требовалось.
Конфликтный и яростный, я остался там, на ступеньках перед полицейским участком, пока небо не потемнело, и моя ярость не ушла, уступая место моей депрессии.
И черт возьми, если депрессия не была хуже.
Умирая внутри и горя снаружи, я глядел на шрамы на своих костяшках пальцев и заставлял себя притворяться, что со мной все в порядке.
Что все это не болит.
Что мне все равно.
Наконец, когда я подчинил боль, я встал, стряхнул пыль с себя и пошел прочь, чувствуя тяжесть мира на своих плечах с каждым шагом, который я делал, удаляясь от совершения правильного поступка.
Глава 46.Что ты принял?
Ифа
Когда наконец я вернулась в школу в следующий понедельник утром и заняла свое место на уроке, то обнаружила пустой стул рядом с моим, за партой, которую мне было назначено делить с Джоуи с начала учебного года.
– Аааааа! – закричала Кейси, стоя в дверях нашего класса и глядя на меня с ужасом. – Где черт тебя возьми носило, и что ты сделала со своими волосами? – требовала она, указывая обвинительным пальцем на меня. – О, боже. – Ее глаза расширились от ужаса, когда она отпустила свой рюкзак с плеча и побежала за моим стулом, чтобы получше рассмотреть.
– Их нет.
– Я тоже рада тебя видеть, Кейс, - хихикнула я, проводя рукой по волосам длиной до плеч. – Что касается твоего первого вопроса, я была дома. Мне нужно было несколько дней, чтобы разобраться со своей головой. Что касается второго, - мне нужна была перемен. – Нет, мне нужно было избавиться от памяти о руках этого человека, и это стоило мне восемьдесят евро, но ей не нужно было об этом знать.У меня все еще была достаточная длина, чтобы завязать их в небольшой хвост, но недостаточно длинные, чтобы подвергнуть меня уязвимому положению, когда мужчина смог бы удержать меня за них.