Её взгляд перемещается вверх, и Куинн смотрит мне в глаза, будто что-то ищет.
— Почему ты не рассказал мне раньше?
Я выпускаю дрожащий выдох и говорю ей правду.
— Я боялся.
Она снова хмурится.
— Почему?
— Я не знал, как ты отреагируешь.
Куинн кивает, и улыбка играет в уголках её губ.
— Твоя мама однажды сказала мне, что мы — наши собственные злейшие враги. Мы предполагаем, что люди думают и чувствуют. Половину времени мы воображаем проблемы, которых никогда не было.
Моё сердцебиение начинает выравниваться. Всё идёт намного лучше, чем я мог надеяться.
— Ты не злишься? — спрашиваю я, чтобы убедиться.
Она качает головой.
— Я понимаю, почему ты сделал это, Элай. Не важно, насколько усердно я тренируюсь, я никогда не буду такой сильной, как ты. Заставить его страдать — это было и всегда будет лишь фантазией.
— Он будет страдать, — говорю я, чтобы дать ей некоторое утешение. — Я позаботился об этом.
— Я рада, что он не на свободе, — говорит она с облегчением.
— Судебный процесс скоро начнётся. Мы должны дать показания.
Взгляд Куинн устремляется ко мне, и я вижу, как страх прокрадывается в её глаза. Я тяну её в свои объятия и прячу лицо в её волосах. Я делаю глубокий вдох, чувствуя себя таким чертовски благодарным, что этот разговор не пошёл в другом направлении.
— Я буду там с тобой. Как только его признают виновным, всё будет кончено.
Она обнимает меня, и мы стоим и слушаем голос Финли, который доносится через открытое окно.
Я никогда не была предназначена для твоих глаз.
Ты украл мою душу, и теперь я всего лишь пустой сосуд.
Дрейфующий. Дрейфующий.
Дрейфующий по океану, наполненному пустотой.
Глава 15
Куинн
Каждое утро я одеваюсь под голос Финли. Она ждёт, когда Элай уйдёт на работу, прежде чем выйти на улицу.
Я спускаюсь вниз и встаю в дверном проёме кухни, просто слушая, как она играет свою музыку.
— Я надеюсь, что тебе стыдно.
Надеюсь, твоя душа расходится по швам.
Надеюсь, ты чувствуешь моё отчаяние.
Надеюсь, это будет преследовать тебя, пока ты не будешь полностью разбит.
Струны продолжают звучать всё громче вместе с её голосом. Это первый раз, когда она поёт с таким большим гневом.
— Ты украл то, что не было твоим.
Оставил меня ползать на четвереньках.
Ты оставил меня пустой и разбитой.
Говорят, что посеешь, то и пожнёшь,
Говорят, время лечит всё, но оно идёт медленно,
Ты оставил меня пустой и разбитой.
Без возможности доказать, что есть правда.
Это не значит, что я не ранена, и что это никогда не заживёт,
Потому что ты оставил меня пустой и разбитой.
Я разворачиваюсь, прежде чем сестра обнаружит, что я наблюдаю за ней, и практически наталкиваюсь на Итана. Его лицо призрачно белое, а взгляд приклеен к Финли. Я хватаю его за руку и тащу прочь. Только когда мы оказываемся в гостиной, я останавливаюсь.
Он отходит от меня, и наши глаза встречаются. Я слышу, как на кухне Финли наливает стакан воды.
Я прикладываю палец к губам, показывая Итану ничего не говорить, перед тем как иду на кухню.
— Привет, ты готова? — спрашиваю я, надеясь, что мой голос звучит нормально.
Она проглатывает воду и кивает.
— Отлично, — я хватаю сумку, ключи и направляюсь к входной двери.
Итан уже идёт к своему грузовику. Он напряжён, и я боюсь, что Финли это заметит.
Когда она выходит на крыльцо, я быстро запираю за нами дверь.
— Ты заперла заднюю дверь? — спрашиваю я, пока мы идём к грузовику.
— Да, я положила ключи на стол.
Мы садимся в грузовик, и Финли шепчет:
— Доброе утро.
Сегодня Итан просто кивает. Дорога в спортзал ощущается вдвое дольше, и даже мои мышцы начинают напрягаться.
Я не знаю, чем могу помочь Финли, но мне нужно что-то сделать.
***
Миссис Джексон бросается ко мне и широко раскрывает руки.
— С днём рождения! — говорит она, обнимая меня.
Я удерживаю её немного дольше, и это заставляет её крепче обнять меня. Она отступает, заглядывая мне в глаза.
Моё сердце болит за Финли. Её песни разрывают меня, но я не могу перестать слушать. Кто-то должен услышать её боль. Кто-то должен подтвердить, что произошедшее с ней было реально.
— Поговорим позже, хорошо? — спрашивает она.
Я киваю и благодарно улыбаюсь. Она становится моим убежищем каждый раз, когда жизнь обрушивается на меня дерьмовой бурей.