Больше всего на свете Найяр Таргарский хотел увидеть в глазах единственной любимой женщины любовь. Хотелось, чтобы она смотрела на него, как Неил, но Сафи не видела того беззащитного ребенка, которого знал старший брат. Она всегда видела его сущность, знала того, кто живет за красивым телом, и вот того, истинного, эта упрямая женщина не желала принимать. Научилась жить с ним рядом, но отвергала по-прежнему. Это злило, но и он научился жить с ее страстью, но без ее любви.
Их совместная поездка была, наверное, самым светлым в их отношениях за все года, что он коршуном вился вокруг маленькой феи. И все было так чудесно, пока герцог не понял, что его женщина завела маленький секрет, который прятала в своем чреве. Что он тогда почувствовал? Была ли хоть искра радости? Нет, не было. Была ярость от осознания, что отцом может быть Тиган, и обжигающая ненависть к ней, что допустила подобное. Потом Найяр немного успокоился, сообразив, что это в такой же равной доли может быть и его дитя. Но он ни минуты не мучился выбором участи для дитя - тот не должен был родиться. Отец, возможно, отец приговорил свою плоть и кровь к смерти еще до его рождения. Мысль, что можно дать ей выносить дитя в тайне и родить, но отобрать после и спрятать, герцог отогнал моментально, потому что разлучаться со своей любовницей не желал ни на мгновение. И потому, что боялся, она будет искать, будет требовать. Но, даже если все поймет, и оставит жить младенца у чужих людей, это мог быть ублюдок Тигана! А вот это было совершенно недопустимо. Его женщина могла рожать только его детей. Как же гадко было осознавать, что она не пожелала принять ни одного его довода. Не приняла и не простила. «Ты меня потерял».
- Проклятье, Сафи, - застонал Найяр, поворачиваясь к дереву спиной и сползая по нему. – Зачем, зачем ты понесла, зачем?! Бесова идиотка, ты сама все испортила. Сама!
Герцог уткнулся лбом в колени. Ему так хотелось вырвать ее из сердца и из памяти, но эта проклятая любовь так крепко пустила корни, что любая попытка забыть причиняла неимоверную боль.
- Сафи, - прошептал он, сжимая в кулаке пожухлую траву, - Сафи… Любимая… Чтоб тебя бесы задрали, - вырванная с корнем трава отлетела в сторону, и Найяр вскинул лицо к ночному небу. – Я не могу без нее, - прошептал он звездам. – Боги, верните мне мое сокровище, подыхаю…
Звезды молчали, небо молчало, боги молчали. Только за спиной раздался едва уловимый шорох, и словно кто-то так же, как и герцог, сполз вниз по стволу, усаживаясь по ту сторону дерева. А потом вновь послышался уже знакомый смешок. Найяр вскочил на ноги, за деревом никого не было. Там было пусто! Стиснув зубы, герцог вернулся на прежнее место.
- Ты не напугаешь меня, - ожесточенно произнес он. – Это все нервы.
Новый смешок заставил его вздрогнуть. Затем вновь зашуршала трава, словно невидимый человек встал и прошелся вокруг дерева. А потом Найяр почувствовал ледяной холод и запах тлена.
- Ха-ха, - по слогам произнес мужской голос прямо ему в ухо.
- Боги защитите! – вскрикнул герцог и вскочил.
Смех, издевательский смех, вот, что неслось ему в спину, когда Найяр бросился прочь от злосчастного дерева. Он даже не задумывался, куда бежит, пока не запнулся и не полетел на землю, но успел выставить руки и приземлился на четвереньки. Это немного отрезвило, и мужчина закрыл глаза, тяжело и хрипло дыша. После шумно перевел дыхание, открыл глаза и застыл, глядя на подол женского платья с золотым шитьем. Медленно поднял голову и отскочил в сторону, уперевшись спиной в очередное дерево.
Женщина подплыла к нему, удушая зловонием тлена и замораживая могильным холодом, присела и заглянула в глаза.
- Кошмарной ночи, дорогой супруг, - прошелестела покойная герцогиня. – Я скучала.
- Тебя нет! – сипло произнес Найяр, закрываясь рукой.
- Конечно, нет, ты же убил меня, - он вздрогнул от ненависти, которой был пропитан шелест мертвого голоса.
- Боги, - выдохнул его сиятельство и вскочил на ноги.
Герцогини не было. Был ночной лес, темнота и прохладный воздух, который неожиданно показался теплым после того леденящего душу ужаса, который испытал Найяр. Бешеное сердцебиение постепенно успокаивалось, и герцог уже мог слышать не шум крови в ушах, а шорох листьев и крик ночной птицы. А еще до него донеслись крики его воинов.
- Господин!
- Я здесь! – закричал он, облегченно вздыхая.