Их оригинальный смысл недостаточно ясен. Оба этих понятия впервые встречаются в предисловии к «Тиккунéй Зогар» (издание Мантуя, лист 4б) с использованием арамейского слова Орайтá, означающего «Писание», «Тора»: «Есть Орайтá ди-Вриá и есть Орайтá дэ-Ацилýт. [Про] Орайтá ди-Вриá [сказано]: «Господь создал меня («обрел меня»?) в начале пути своего» (Прит. 8:22). А [про] Орайтá дэ-Ацилýт [сказано]: «Тора Господня совершенна» (Пс. 19:8). Здесь не место углубляться в обсуждение связанных с этим проблем. Важно отметить, что уже цфатские каббалисты в XVI веке использовали эти термины в постоянном значении: Тора, постигаемая в мире Ацилýт, высшем из всех миров и наиболее близком к божественной сущности, и Тора, постигаемая в мире Бриá.
Что же до саббатианцев, то они привнесли в эти термины идейное содержание торáт ха-шмитóт, определив, что Тора ди-Вриá – это Тора эпохи, предшествующей Освобождению. Она служит, по словам Зогара (ч. I, лист 23, но в действительности этот фрагмент относится к «Тиккунéй Зогар»), облачением Шехины в изгнании, и потому всякий, кто выполняет заповеди Торы, подобен облачающему нагую Шехину в ее одежды. Но истинной при этом является сокрытая в Изгнании Тора дэ-Ацилýт, которая, собственно, и учит «тайне Божества». Эта Тора высшего мира начинает открываться сейчас, с началом Освобождения. И хотя это та же самая Тора по своей внутренней сущности, ею будет отменена Тора ди-Вриá, поскольку ее собственные предписания соответствуют миру Ацилýт, где нет, например, сексуальных запретов, как говорится в некоторых каббалистических книгах. Например, в «Тиккунéй Зогар», тиккун 69: «Наверху нет срамного места». Используемое автором этого текста слово эрвá («срамное место») одновременно является названием запрещенной женщины (напр., родственницы или чужой жены), блуда, разврата и т.п. Выводы об отсутствии сексуальных запретов в Торá дэ-Ацилýт часто обосновывали двойным значением слова хéсед – обычным «милость», «добро» и однажды встречающимся в Писании «позор», «мерзость» (Лев. 20:17). Утверждения подобного рода стали для радикальных саббатианцев лозунгами новой морали.
Термины Тора ди-Вриá и Тора дэ-Ацилýт постоянно встречаются в саббатианской литературе нигилистического толка. Это было обусловлено и созвучием связанных с ними понятий тому марранскому самоощущению саббатианцев, о котором я говорил выше. Тора дэ-Ацилýт подлежит исполнению втайне, сообразно ее тайной природе (в песнопеньях дёнме: «Явил нам Тора дэ-Ацилýт, отмену заповедей»). Что же касается Тора ди-Вриá, то она должна быть отменена и низвергнута непосредственным действием. Однако в отношении этого последнего пункта даже среди радикальных саббатианцев не было полного согласия. Мы наблюдаем в данной связи взрыв весьма противоречивых эмоций. Узы души, привыкшей к Изгнанию, были разрешены, и освобожденного человека охватывало головокружение, которое вело его к краху, когда страсть по новой святости жизни, смешавшись с голосом плоти и инстинктом саморазрушения, била бурным ключом из подземных источников, будучи то ли Божьим деянием, то ли бесовским наваждением.
Самые разные психологические мотивы проявляли себя в саббатианской доктрине святости греха, которая у одних ограничивалась сферой отдельных действий, а у других распространялась, в силу своей внутренней логики, на все практические заповеди Торы и, в особенности, на ее запреты. Уже и сам Саббатай Цви установил для своих последователей кощунственную бенедикцию «Благословен Ты, Господь, Бог наш, Царь вселенной, разрешающий запретное» [42]. Это антигалахическое благословение стало постоянным и обязательным у духовных вождей дёнме, обратившихся в ислам саббатианцев в Салониках. Попутно отметим, что удовлетворение от такого, к примеру, деяния, как употребление в пищу почечного жира, состоит не в связанном с этим кулинарном удовольствии, а в символическом отказе от табу и демонстративном нарушении запрета. Данное обстоятельство роднит мотивацию саббатианцев с некоторыми идеями маркиза де-Сада.
42
Текст традиционной бенедикции «Благословен Ты, Господь, Бог наш, Царь вселенной, освобождающий узников» изменен здесь так, что в своем новом виде (