Тут мы встречаем парадоксальный тип «верующего» во всей его красе. И не пустой ведь был человек, если даже раввин Амстердама отмечает его исключительную ученость. Сколь поразителен этот нигилизм в отношении Тора ди-Вриá, которую Фишл Злачев изучает с огромным усердием лишь для того, чтобы нарушить ее с более точной и глубокой кавваной! Ясно, что гниением были поражены уже и кости иудаизма, если такие люди, с таким настроением, были тогда возможны. Страстная и тщетная из-за несозревших еще условий жажда обновления водила этих людей темными, запутанными тропами.
Учение о святости греха также облачалось саббатианцами в различные истолкования и притчи, читая которые непредвзято, мы можем увидеть и нечто большее, чем кощунственное богословие. Какое-то новое самоощущение жило в этих словах: «Праотцы пришли в мир, чтобы исправить чувства, и они в самом деле исправили четыре из них, а потом пришел Саббатай Цви и исправил пятое – осязание, почитавшееся порочным у Маймонида и Аристотеля. Но через него и осязание поднялось, сделавшись теперь похвальным и достойным». Автором этого показательного суждения, очевидным образом аутентичного, является р. Натан-Нэта, сын р. Йонатана Эйбеншюца (см. р. Яаков Эмден, Сéфер Хитаббкýт, Львов, 1877, лист 6 и так же в кн. Пéтах Эйнаим, лист 12б).
И даже еще в начале XIX века восторженный пражский «верующий» пишет, толкуя стих «Ты поднялся на высоту, взял в плен [Тору]» (Пс. 68:19), что Тора, полученная Моисеем, потому называется пленницей (в тексте на идиш гефангенэ), что ее высшее содержание - Тора дэ-Ацилýт – находится в темнице Тора ди-Вриá. «И также сокровенный смысл Торы, которому видимым образом противоречит ее внешний аспект, подлежащий упразднению, дабы внутреннее вышло на свободу. И как женщина исмаилитов, когда приходит в Эдом (христианский мир), кажется, будто она освободилась из плена… но даже когда [она] еще в Израиле, в Тора ди-Вриá называется пленницей, и не [может] в Тора ди-Вриá прийти к браку и супружескому посвящению, но только в Эдоме [может], а в Израиле должна оставаться девой – и пойми сие». Франкистские намеки в конце этого текста, указывающие на религию Эдома и деву, не очень ясны, но мы несомненно видим, сколь острой была потребность в упразднении Тора ди-Вриá у последних еврейских саббатианцев.
Автор этих истолкований, написанных в виде франкистского комментария к «Эйн Яакóв» [48], был человеком глубоким, чувствительным и страстно верующим. В связи с принятым объяснением стиха «не приключится праведнику ничего неправедного (Притчи 12:21) - не придет через него грех» он часто пишет о тайне, которую заключает в себе Тора дэ-Ацилýт: то, что кажется греховным в деяниях праведников, совершается ими ради того, чтобы стяжать эту высшую Тору. В некоторых случаях он дает мистериальное объяснение нарушению конкретных заповедей. Так, он весьма изощренным образом объясняет отмену постов: ведь посты представляют собой своеобразную «взятку» клиппе, а духовная взятка не подобает высокой реальности, выражением которой служит Тора дэ-Ацилýт.
Аргументы, посредством которых радикальные саббатианцы оправдывали частое в их среде обращение в чужую религию, были примерно такими же, что и у умеренных саббатианцев, когда те оправдывали вероотступничество самого Саббатая Цви. В наши руки попал весьма существенный документ, дающий представление о спорах, которые велись в связи с этой проблемой в саббатианской среде. Это проповедь Нехемьи Хайона, приведенная в книге «Диврéй Нехемья» (напечатана в Берлине в 1713 г.) и относящаяся к стиху «Может быть есть среди вас мужчина или женщина, или семейство или колено, сердце которого отвращается ныне от Господа, Бога нашего, чтобы идти служить божествам тех народов; может быть есть среди вас корень, приносящий яд и полынь» (Втор. 29:17). Парадоксальное умозаключение, сделанное Хайоном в конце этого длинного комментария, ясно свидетельствует о путанице и смущении, царивших в сердцах тех саббатианцев, которые пытались «устоять на двух порогах» и не решались сделать окончательный выбор между умеренным и радикальным подходом:
48